— Ну, мне надо идти. Еще увидимся!
Опустив голову, и едва дыша, Аэрин шагнула в большую комнату, имевшую еще два выхода в верхние этажи примыкающих башен. Между ними, как раз напротив девушки, располагались конторка, длинный рабочий стол, несущий на себе каменную столешницу и приставленные к нему кресла старого стиля. Остальная мебель несла еще более утилитарный подход. Никаких гобеленов, золоченых подсвечников или картин в массивных рамах, — лишь по периметру покоились обветренные каменные пальцы колонн времен империи Гардин, и на стене над столом, заставляя обратить на себя внимание, застыло барельефное панно, драматически подсвеченное снизу скрытым фонарем. Неизвестные мастера воссоздали в нем, искусно вырезав, символичную сцену торжественной казни Красной Королевы.
В последнюю очередь дава заметила сидящего на стуле с высокой прямой спинкой прародителя Миллениум, изучающего манускрипт. Бледная кожа обтягивала его скулы и зрительно увеличивала белесые ногти на руках, бережно разглаживающих пергамент. Учитывая чрезмерную субтильность, Норозини не выглядел дряхлым старцем — при этом во всем Ая не нашлось бы человека, знавшего точный возраст старшего в семье. В противовес слабому телу, ледяной взгляд имел достаточную силу для подавления воли собеседника.
Дверь скрипнула, захлопнувшись: Франческо остался снаружи, чем испугал Аэрин, не думавшей остаться наедине с прародителем.
Свернув манускрипт и убрав его в деревянный футляр, старик поднял темные бездонные глаза.
— Присаживайся, — донесся до нее строгий голос.
Аэрин повиновалась и с покорным видом прошла до стола.
— Маргад заверил меня, что ты поддерживаешь традиционные ценности.
— Да, это так.
— Расскажи, о ком ты вспоминаешь, когда тебя просят рассказать о семье?
Ожидая ответа, вампиро невозмутимо наблюдал за ней, не торопя ни словом, ни жестом.
Дава задумалась. В памяти вырос зыбкий образ Мелиссы, хватающей за руки и залезающей на чемодан, чтобы повиснуть на шее старшей сестры, когда она возвращалась из поездок. Девушка печально улыбнулась.
— Сестру.
Прародитель едва заметно наклонил голову.
— Разлука тяжелое испытание. Ты бы хотела навещать мать?
— Да, — Аэрин запнулась, не ожидая такого предложения, — я понимаю, как это сложно.
— Мы подумаем над этим. Семья самое ценное, что нам дано.
Он положил ладони на стол, и Аэрин услышала странный шорох, напоминающий перешептывания призраков на кладбище, бесконечно повторяемые бесплодным эхом гробницы. Приглядевшись к столешнице, она заметила продольные линии, которые разделяли ее по всей длине. Проследив череду жизненных струй, навеки застывших в холодной плите, дава судорожно сглотнула, опознав окаменевший слэб. Весь этот стол был одним большим Каф! Пораженная открытием, она замерла, оцепенев. Если Дон Анзиано узнает ее происхождение, то будет вынужден убить даву, несомненно, раскрывшую его тайну.
— Как и любой мужчина в Миллениум, Маргад взял на себя обязательства перед Семьей. Ему будет легче, если он ощутит твою поддержку.
— Я понимаю, Дон Норозини.