— А знаешь, у нас как-то неправильно начался день.

Мирослав покачал головой и подхватил девушку, чтобы усадить её к себе на колени. С недавних пор они всегда так делали. Потребность быть как можно ближе друг к другу воспринималась друг другом вполне естественно.

— И как правильно?

Не важно, что попросит его зазноба. Мирослав готов был на всё, когда видел эти лукавые глаза; чувствовал нежные пальчики на своих плечах. Мужчина всегда подавался вперёд, прижимался теснее, чувствуя странное, глубокое душевное единение от простых прикосновений.

— Проведи со мной день, пожалуйста.

— Ох, шалишь, сердце моё. Кто зарабатывать нам на хлеб будет?

Его красавица просила так много и так мало. Но все дела отодвигались в сторону, стоило видеть её вымаливающие глаза. Знала и пользовалась.

— Один день. Прошу.

— Ох, лиса. Говори, что задумала.

Так они и оказались на берегу небольшого озерца рядом с лесом. Тем самым, где состоялась их первая встреча. Приятные воспоминания горячили кровь. Тогда ещё не свободный парень героически спас прекрасную, обнажённую вдову. И в заварушке поучаствовал и прелестницу на руках понёс. Как только не сорвался, одни Боги и знают.

Кузнец не сразу сообразил, что происходит. Оксана довольно спорно скидывала с себя одежду. Наплевав на все правила и приличия. Иногда Мирослав не мог не восхищаться её дерзостью и смелостью. Оксане было всё равно, заметит ли их кто-нибудь, какие сплетни поползут после. Важно только здесь и сейчас. И это прекрасно.

— Ксанка, что ты делаешь, распутница? У Мирослава нет ни единого шанса против раскрепощенного дитя 21 века. — Раздеваюсь и ты не мешкай. Поплаваем вместе? Она играючи снимала с себя весь этот ворох из нижних юбок и верхних слоёв ткани. Мирослав улыбнулся своей красавице широкой, мальчишеской улыбкой. Он ещё помнил оторопь во взгляде, когда Алёна вывалила повседневный наряд. Как девушка неловко путалась в многочисленных завязках и спрашивала очевидные вещи. Хмурилась и кивала, пытаясь запомнить всё и сразу.

Теперь её тонкие ласковые пальчики порхают над завязками как крылья бабочки. Неловкость давно ушла.

Когда на Оксане осталась лишь нижняя сорочка она нагнулась и приподняла края. Девушка знала, что видит Мирослав: очертания бёдер в ярком полуденном свете и, возможно, нет, однозначно, думает о том, что находится между её сведённых ног. Оксана отставила свою аппетитную попку и приподняла подол ещё выше, когда почувствовала грубые пальцы на голой коже. — Хочешь сам меня раздеть? Она повернула голову к нему, продолжая стоять спиной к напряжённом мужскому телу. Девушка заглянула в глаза кузнецу и потерялась в пучине его голода. Он хотел её. Мог заниматься сексом столько, сколько ей хотелось. Соблазнительная перспектива.

Он так и взял её стоя. Оксане пришлось хорошенько прогнуться в пояснице, чтобы найти баланс и не свалиться на землю. Тонкая ткань натянулась чуть выше груди, создавая некое подобие точки опоры. Его сильная рука держала смятую ткань как бандаж, постоянно натягивая на себя. Всё для того, чтобы левая нетерпеливо впилась в оголённую грудь. Мирослав чутко прислушивался к каждому похотливому стону, контролируя силу и глубину проникновения. И Оксана теряла себя в водовороте острых ощущений.

Он был её центром. Опорой. Девушка сосредоточилась на своём мужчине, как на точке, чтобы не захлебнуться в шромовом шквале новых эмоций. Оксана чувствовала, как с каждым проникновением земля всё больше крениться и уходит из-под ног, хотя это не так.

Он был жадным. Похоть и голод заставляли совершать порывистые глубокие толчки. Врываться вновь и вновь. Вносить сумятицу в чувства девушки. Побеждать. Отступать. Чтобы вновь неистово толкнуться вперёд.

Он был грубым и одержимым. Оксаной. Знал всё, о её теле. Чутко ждал реакции на любое своё действие. Быстро учился. Читал тело девушки как открытую книгу. Понимал эту отчаянную нужду в их диком сексе. Нежность и ласку они оставят на потом. Сейчас только его жадные руки. Только её восторженные стоны. Только их разгорячённые тела.

Страсть на двоих. Похоть. И как ни странно…

Любовь.