— Я их откорректировал с учётом сложившихся реалий. Сдаётся мне, донья Хаго была первой жертвой.

— Первой жертвой?

— Это последствия землетрясения в Пфаффе, — пояснил Теодоро.

— То есть, Ваше Величество, вы считаете, что донья Хаго не причина, а жертва? — даже с некоторой растерянностью спросил Бласкес.

— Эстефания, душа моя, а что ты думаешь? — лениво протянул Теодоро. — Донья Хаго с тобой не откровенничала?

Несмотря на отвратительное самочувствие, в ловушку я не попалась. Я не могла знать о руинах в Пфаффе, потому что у меня пропала память, а по легенде новых знаний взять было неоткуда.

— Простите, Ваше Величество, но мне нечего сказать, — покаянно ответила я. — Тётя не была со мной откровенна, так что я даже не поняла, что вы хотите узнать. Подозреваю, что это что-то из той области, которая для меня недоступна. — Я постучала указательным пальцем по виску и добавила: — Блоки никуда не делись. Но вы только недавно говорили про Теофрению, а теперь перешли на Пфафф.

— Теорий было несколько, — невозмутимо ответил Теодоро. — Но про Теофрению я говорил исключительно для проверки, душа моя. Уго, прими как данность, что донья Хаго не появится. Она, в некотором роде, была порождением Сиятельности. Сиятельность пропала, а с ней и наша надежда на сильную поддержку королевской семьи. Но и не пропади донья Хаго, ритуал становится невозможным из-за исчезновения одного из компонентов — Сиятельных.

Настроение у него было философское. Видно, уже успел смириться с потерей особого свойства, а потеря короны ему не грозила.

— И что теперь? — угрюмо спросил Бласкес, пристально глядя на меня.

Подозревал, наверное, что я обработала патрона флёром, вот он и передумал приносить меня в жертву. Но, как заметил Теодоро, трудно провести ритуал, при котором отбирается Сиятельность у одной из жертв, при условии, что этой Сиятельности нет ни у кого.

— Я рассматриваю два варианта. Буду говорить прямо, Эстефания. Первый — довести нашу помолвку до свадьбы. Второй — жениться на Теофренийской принцессе, обеспечив тем самым дружеские связи с соседней страной.

— А объединение? — нахмурился Бласкес.

— Уго, друг мой, а зачем оно теперь Теофрении? Сиятельность повсеместно исчезает, а где-то уже и исчезла. А в самой Теофрении после проведения молебнов проблемы ушли. Вообще, подозрительная история с этими молебнами. Но речь не о них, а об объединении стран. Сейчас это возможно, только если принц умрёт. — Он говорил равнодушно, просто прикидывая варианты, я же едва себя не выдала, вздрогнув от испуга. Бледнеть мне было дальше некуда — присутствие Бласкеса делало цвет моего лица постоянно благородно-бледным. — Тогда да, тогда может что-то получиться. Но мне не нравится ни эта мысль, ни женитьба на Марселе. Она слишком легко предаёт. А если нас обвинят в смерти теофренийского принца, то и страну придётся присоединять военным путём. Так что брак с герцогиней Эрилейской кажется мне предпочтительней. Тем более что в этом случае она не сможет упорхнуть со своим герцогством, присоединив его к соседней стране.

— А если?.. — Бласкес не договорил, но Теодоро его прекрасно понял:

— Мне без разницы, Уго. То, что мне нужно в браке, от этого никуда не денется.

— К тому же неугодную жену всегда можно сплавить в монастырь или на плаху, — проворчал Бласкес.

Лицо его разгладилось, потому что думал он сейчас исключительно о приятных вещах.

— Извините Ваше Величество, но мне становится нехорошо от таких разговоров. — Мне было не просто нехорошо, я уже с трудом удерживалась от того, чтобы не упасть в обморок. — Могу я вас покинуть? Меня уже должна ожидать портниха с платьем для последней примерки.

— Можешь идти, душа моя, — милостиво разрешил Теодоро. — И запомни, что в нелёгком выборе я отдал предпочтение тебе.