— Тогда вы мне не нужны, — произнес японец. Человек из бассейна. Человек, которого они окатили водой двадцать минут назад. Он говорил медленно и спокойно. Скорее констатируя факт, чем угрожая. Решительно, а не агрессивно.

— Вы не можете просто взять и убить нас.

— Почему?

— По одной большой причине.

На этот раз говорил Верховен. В отличие от Гамильтона, его, казалось, не волновало, в какой переплет он попал.

Стрейкен напряг органы чувств. Жужжали кондиционеры. На камбузе гремели сковородками, в душе за стеной справа от него кто-то мылся. Он заставил себя абстрагироваться от всех остальных шумов на яхте.

— Интерпол знает, где я. Я отправлял последнюю информацию на Стрейкена, когда ты нас поймал.

Японцу не надо было спрашивать, кто такой Стрейкен. Это он уже знал. Должно быть, его имя упоминалось раньше, на предыдущих допросах. Может быть, Пили или Гамильтон сказали ему. Может, их демонстрационный полет на «Морском духе» вызвал дополнительные вопросы. В любом случае, у Верховена была куча ответов.

— Я доложил, что нашел его. Так как он не один и считается опасным, я запросил подкрепление из Куала-Лумпура. Если они еще не в пути, то все равно скоро будут.

— Ты блефуешь, инспектор. Но я должен сказать, что ты делаешь это хорошо. Да.

Голос японца стал тише, он ушел в глубь каюты. Стрейкен представил, что он кружит вокруг своих пленников как лев.

Стрейкен отчаянно хотел заглянуть внутрь, но знал, что не может рисковать. Он узнал из этого разговора слишком много полезного. Если он посидит тут еще, то сможет узнать еще больше, что поможет ему спасти тот сейф, который они уже вытащили.

— Проверь факс на нашем катере, — продолжал Верховен, — на дисплее еще должен быть виден последний набранный номер. Если хочешь, можешь даже позвонить по нему. Я уверен, что Интерпол Куала-Лумпура будет в восторге от твоего звонка. Скажи-ка, Вакахама, как дела на героиновом рынке в Японии? Получше, чем на фондовой бирже, надеюсь.

Человек по имена Вакахама что-то быстро проговорил по-японски. Тут Стрейкен понял, что в комнате находится еще четвертый человек. Он услышал, как отъехала дверь, и легкие шаги протопали по палубе к корме. Из-за этого Стрейкен не услышал части разговора. Он приблизил лицо к кромке светового люка и заглянул внутрь.

Это был бар. Бутылки джина, водки и саке располагались рядами на стеклянных полках вдоль длинной стены. Шейкер и чашка оливок стояли на главной стойке рядом с пепельницей китайского костяного фарфора. В деревянную панельную обшивку были вделаны лампы с мягким светом, падающим на картины. Гамильтон и Верховен сидели на высоких стульях как на насестах, лицом к картинам. На их руках были надеты пластиковые наручники. Стрейкен их узнал — такие показывали по Си-эн-эн, их использовали в армии для военнопленных.

Лицо Верховена обгорело на солнце, и под глазами все еще виднелись синяки от ударов кастетом Стрейкена. Когда он говорил, Стрейкен заметил дырку от выбитого переднего зуба. Но Верховен имел обычный вызывающий вид. Стрейкен должен был признать, что голландец отличался прекрасным самообладанием.

Вакахама переоделся в элегантный белый льняной костюм. Он сидел на краю стола, скрестив руки на груди. У него были квадратная челюсть и нос боксера. Его плечи выпирали под одеждой из-за того, что он слишком много времени проводил в спортзале. Костюм выглядел дорого. Очки от Гуччи сидели на голове как тиара. Он был окружен невидимой аурой власти и затмевал всех в баре своим присутствием. Было видно, что главный тут — он. Один из телохранителей, который напал на Стрейкена в Мерсинге, стоял сбоку.

— Лучше бы ты этого не говорил, — сказал Вакахама, — теперь мне придется наказать тебя. Не дело, чтобы ты знал о моих делах. И не дело тебе пытаться одурачить меня.

Он что-то сказал по-японски, как будто назвал чье-то имя. Дверь открылась, и в каюту вошел пожилой человек в голубых джинсах и белой футболке. Ему было примерно лет шестьдесят. Острый подбородок заканчивался жиденькой седой бороденкой, кожа липа была мертвенно-бледной. Для своего возраста этот человек казался достаточно сильным. В руке он нес что-то, похожее на полицейскую дубинку.

Стрейкен снова посмотрел на Верховена, тот не испугался. Казалось, он был заинтересован. Как будто жаждал узнать что-то новенькое. Второй охранник зашел за табуретки. Он обнял Верховена как медведь, прижав его скованные наручниками руки к бокам. Пожилой человек взял челюсть Верховена левой рукой и сжал ее. Губы Верховена вытянулись, как для поцелуя. Старик сжал пальцы сильнее. Глаза Верховена начали слезиться. Рука сильнее, чем челюсть. Его рот медленно открылся. Сначала дубинка уткнулась Верховену в зубы. Старик подвигал ею, затем продвинул глубоко Верховену в рот. Как только она застряла в глотке, он большим пальцем нажал кнопку на ручке.