Гомер закивал.
– Леха! Ты его знаешь! В лицо! Бессолова! Сашин хахаль. Кроме тебя, никто! Возьми людей тут. На Цветной. Пускай эта мразь вам…
– Ну все, Черный!
– Или впустит… Или кончи его там прямо! Не трожь ее, суки!
Леха мигнул.
– Все! – крикнул Артем тем. – Все! Иду! Иду к вам! Отпустите! Ну?!
С Аней они встретились на половину секунды – между двумя полюсами черного. Встретились и разошлись.
Глава 22
Правда
Из переходов перекипало-возвращалось на Арбатскую ее отлучившееся население: кордоны, которые его держали подальше от судилища, вмешались в общую драку. Орденские раскольники отступали со станции кто куда, Артем, зажатый между чужими людьми, этого уже не видел. Но кричал всем из-за черных глухих спин:
– Мир есть! Мы не одни! Мир уцелел! Вас обманывают! Вы можете уходить из метро! Вам врут! Не верьте им!
Потом ему опять рот застегнули.
Те в Ордене, кто остался верен Мельнику, отступили к его посольству на Арбатской. Усадили полковника, смятого, на погнутую коляску и установили его на законное место – в тот самый кабинет со стопкой и списками.
Артема с Ильей Степановичем, тоже записанным в бунтари, держали в закутке у приемной Мельника. Стерегли неизвестные солдаты. Заходили к полковнику в кабинет, интересовались за неплотно притворенной дверью, не пора ли пленных пустить в расход, но Святослав Константинович решение задерживал.
По коридору гулял холодный сквозняк, через поддверные щели носил оборванные разговоры: одни со станции, другие – из полковничьего кабинета. На Арбатской, было слышно, копилась растревоженная толпа. Люди пересказывали друг другу, что случилось с Орденом, ломаным эхом повторяли Артемовы выкрики.
Хорошо, что обменял себя на Аню, думал Артем.
Хоть бы она сбежала!
Илья Степанович таращился на черных людей; его бил крупный озноб. Пахло мочой. Может быть, он представлял себе пока что, как пуля будет ему лоб буравить. Но скулить не скулил. Только бормотал почти неслышно.
– Конечно, ему-то все можно. У самого – беспалая. Сам-то сдал ее? Нет, сберег. Наверное, видится. Смотрит, как растет. Играет с ней. И жена у него живая. У него живая. Не повесилась. На колготках. Не болтается под потолком. Языком наружу. Черным языком.
У одного из охраняющих на правой руке сидели часы. По их вверх тормашкам перевернутым стрелкам Артем засекал вечность. Высчитывал, сколько нужно Гомеру, чтобы добраться до Рейха. Вместе с ним заочно разбирался в устройстве печатного станка, искал сухую бумагу, диктовал старику текст. Не нужно листовки даже по всему метро развозить. Если их доставить хотя бы в Полис и на Цветной, оттуда все само дальше уже поползет.