Пожав пацанам на прощание руки, под голос Суханкиной, поющей о новом герое[2], выбираюсь из машины.
Проводив взглядом тарахтящий «Запорожец», я толкнул тяжёлую, выкрашенную уже порядком облупленной коричневой краской дверь, которую, наверное, не меняли со времён постройки дома. Внутри подъезда на стенах такая же облупившаяся краска, только зелёного цвета. Заглянул в почтовый ящик, увидел белеющий край газеты, пошарил в кармане куртки, выудил небольшую связку ключей, на которой болтался ключик и от почтового ящика. Внутри оказалась «Комсомолка». Ну да, мы её много лет выписывали. Номер за вчерашнее число, в нашем городе, как я помнил, газета появлялась с опозданием на день. Зато когда появится местная вкладка, то станут печатать день в день. Это случится, кажется, в следующем году.
На каждом этаже по три квартиры, двери самые разные, от филенчатых и оббитых дерматином до металлических, что являлось редкостью для этого времени. Вот как раз на втором этаже в 17-ю квартиру недавно металлическую дверь поставили. Здесь с родителями жил мой одноклассник Гоша Абрамов, с которым мы изредка пересекались в подъезде или во дворе. Батя его Марк Ефимович, сколько помню, был банкиром, и семейка жила очень даже неплохо. Потому и дверь поставили, чтобы в квартиру не проникли любители лёгкой наживы.
У Гоши ещё в школе проявилась коммерческая жилка, когда он загонял нам жвачку и даже отдельно обёртку от неё, ну и прочую мелочь, которую из капстран привозил для племянника дядя – старший помощник на каком-то сухогрузе. Неудивительно, что бывший одноклассник поступил на экономический факультет пединститута, а по его окончании в прошлом году Марк Ефимович пристроил сына, которому якобы близорукость не позволила отдать долг Родине, к себе в коммерческий банк.
Надо же, только про Абрамовых подумал, как с той стороны металлической двери щёлкнул замок, она открылась, и на лестничную клетку выскочил Гоша собственной персоной.
– О, Серый, привет!
Его носатая физиономия расплылась в добродушной улыбке, а глаза за стёклами очков хитро блеснули.
– А чё такой грязный, будто тебя отпинали? – спросил он, пройдясь взглядом по моей одежде.
– С мотоцикла упал, – буркнул я, собираясь пройти мимо.
– Ага, с мотоцикла, – хмыкнул в спину Гоша. – Знаю я, с какого мотоцикла… Небось, очередная разборка?
Я застыл на месте и обернулся. В прошлой моей жизни у нас с Гошей такого разговора точно не было.
– Ты-то откуда знаешь про эти дела? Ты же в банке типа простого клерка…
– И вовсе не простого, – слегка надулся Гоша. – А про ваши разборки весь район уже в курсе.
– Понятно… А сейчас куда?
– К Борману, картриджами махнёмся.
И он достал из кармана картридж «Super Mario» для приставки «Dendy», помахав им перед моим носом. Бормана на самом деле звали Лёвой Фишером, он учился в параллельном классе и всем постоянно доказывал, что Фишер – немецкая фамилия. Правда, в последнее время Лёва изменил показания, утверждая, что он чистопородный еврей. В любом случае, с Гошей они спелись чуть ли не с первого класса, да ещё и жили в соседних домах.
– Ладно, побежал.
Импортные ботинки Гоши застучали по ступеням, а я поплёлся дальше. Этажом выше уткнулся в дверь моей квартиры, обтянутой дерматином, перетянутым декоративной молдинг-лентой, с двумя жестяными цифрами над глазком, сочетание которых давало сумму 20. Надавил кнопку дверного звонка, вскоре за дверью послышались шаркающие шаги. Глазок на несколько секунд потемнел, затем щёлкнул запор и в образовавшемся проёме я увидел нахмурившееся лицо бабули, обрамлённое венчиком крашеных в рыжий цвет волос.
Боже ж ты мой, сколько я тебя не видел, дорогая моя Валентина Прокофьевна? Тихо ушла во сне бабуля в августе 99-го, вот только тело её обнаружили почти неделю спустя, когда соседи из-за неприятного запаха вызвали милицию. Я-то, женившись, перебрался на квартиру Верки, и навещал бабулю пару раз в месяц. В этой реальности придётся делать это чаще, особенно в середине августа 1999 года.
– Серёжка, паразит, где ж ты так извазюкался?