Машег осадил коня так резко, что тот присел на задние ноги.

Впереди, в каких-нибудь трех сотнях шагов, рассыпавшись цепью, навстречу разведчикам двигался еще один печенежский отряд.

Вероятно, появление всадника было для степняков такой же неожиданностью. Или они не сразу поняли, что перед ними – враг. Поэтому хузарин успел развернуть коня и бросить его вниз по склону раньше, чем на него посыпались стрелы.

– Печенеги! – закричал он своим и, бросив поводья заводных, погнал жеребца поперек склона.

Степняки по ту сторону холмов завопили. Им откликнулись те, кто преследовал.

Рахуг, сообразив, что происходит, развернулся, но поскакал в другую сторону, на запад.

Шуйка замешкался, не зная, какое направление выбрать, наконец сообразил и последовал за Машегом.

– Брось! – закричал ему хузарин.– Брось заводных, Шуйка!

То ли ветер отнес его слова, то ли древлянин не разобрал, о чем кричит хузарин.

Шуйка запоздал. Печенеги из третьего отряда обогнули холм с севера. Шуйка взял правее, но справа к нему тоже скакали враги.

Шуйка подтянул к себе заводного коня, на ходу перепрыгнул на него, но сделал это недостаточно ловко, конь споткнулся и едва не упал. Печенеги с двух сторон неслись к древлянину.

Машег, оглянувшись, увидел, как его товарища берут в клещи, понял, что тот не успевает. Хузарин придержал коня, вытянул лук и принялся выпускать стрелу за стрелой, но расстояние было слишком велико даже для такого стрелка, как Машег: только одна его стрела попала в цель: воткнулась в шею печенежской лошади.

Шуйка гнал беспощадно, понукал коня… И все равно не успевал!

Несколько степняков поднялись на стременах, натягивая луки. Первая стрела ударила Шуйку в плечо. Древлянин удержался, но вторая стрела подсекла коня, и Шуйка вылетел из седла.

Степняки, привстав на стременах, мчались к нему. Они больше не стреляли, рассчитывая взять варяга живым. Двое или трое уже разматывали арканы…

Машег тщательно прицелился, но выстрелить не успел. Печенеги уже подскакали к лежащему в траве древлянину, заслонили его…

Машег вернул стрелу в колчан. У него их оставалось совсем мало.

Шуйка, оглушенный, приподнялся, глянул на оскаленные лошадиные морды… и, выхватив из сапога кривой нож, полоснул себя по горлу раньше, чем ему успели помешать. Машег склонил голову: достойная смерть. И тут же выпрямился, привстал на стременах, высматривая Рахуга. Не высмотрел.

Зато печенеги, вертевшиеся вокруг Шуйки, опомнились и бросились к хузарину.

Машег наклонился к уху коня, шепнул: «Давай, родной»,– и отдал поводья.