Конечно, лучше бы нам вообще в Атланте не появляться следующие лет сто, или хотя бы не в этой клинике, но... Мы соскучились. Я – по городу своего детства, по коттеджу, в котором стала женой Кристиана, сам он – по своей клинике, так что мы решили рискнуть. Прикинули риски и подумали, что шансы быть узнанными кем-то столь минимальны, что можно не принимать их в расчёт.
За прошедшие месяцы мы побывали в разных памятных для меня местах, навестили могилу мамы – к сожалению, отца и Глорию кремировали, и я не смогла показать их могилы Арти, даже не знала, что сделали с пеплом, пока я лежала в больнице после аварии. А однажды мы медленно проехали мимо моего старого дома – теперь там жил Джозеф с женой и двумя младшими детьми, его старшая дочь уже вышла замуж и жила отдельно.
Всё это время я издалека наблюдала за судьбой того, кто в трудные для меня годы оставался единственным, кто обо мне заботился. Флетчер отсудил для него у Иззи моё наследство и половину дома, а когда выяснилось, что часть моих денег она всё же растратила, то была вынуждена вместо них отдать Джозефу и вторую половину дома. Сейчас Изольда работала кассиршей в супермаркете, снимала квартирку в старом доме без лифта, располнела и имела проблемы с алкоголем, равно как и её теперешний сожитель. Но меня это ни капли не волновало – она сама отреклась от меня, а переживать о постороннем человеке я была не обязана. Зато за Джозефа была рада – он, был счастлив в новой семье, у него была хорошая работа, здоровые дети и любящая жена. Если ему когда-нибудь понадобится помощь – мы обязательно поможем, анонимно и незаметно. Но пока в этом не было нужды, чему я тоже радовалась.
– Мама, почему ты молчишь? – услышала я голос дочери и очнулась от своих мыслей.
– Извини, родная, задумалась. Так что вы решили?
– Заезжаем в Макдонольдс, отовариваемся и обедаем в парке, – ответил Кристиан. – Погода просто замечательная, как раз для пикника. К тому же, в парке я смогу съесть столько, сколько хочу, не скрываясь.
Да, бедняге Кристиану приходилось скрывать от посторонних свой «зверский» аппетит, прорезающийся у оборотней и гаргулий после перерождения. Поэтому они старались питаться подальше от чужих глаз, расслабляясь лишь в кругу близких. И поэтому же я обычно давала мужу с собой на работу большой свёрток с сэндвичами, поскольку стандартной человеческой порцией, даже с добавкой, он в столовой при клинике не наедался.
– Я только загляну в послеоперационные палаты и травматологию, и весь ваш, – передавая мне дочь и легонько целуя, улыбнулся Кристиан. – Я быстренько.
Я знала, что много времени это не займёт, при его-то скорости. Так что даже не стала сажать Бри на диван, так и держала её, внимательно рассматривающую одежду подаренной куклы, на руках, лишь подошла к окну и бездумно уставилась на парк, окружающий клинику. Сейчас Кристиан обойдёт тяжёлых пациентов, снимет им боль и сможет спокойно уйти с нами. Даже не представляю, как он оставит их всех на те несколько дней, которые мы будем отсутствовать!
За те шесть лет, что мы, после свадьбы, прожили в Долине, Кристиан не только освоился со своим даром, но и научился им управлять. Он снимал боль автоматически, без всякого усилия со своей стороны, но, немного потренировавшись, научился придерживать своё умение. Теперь он мог лишь уменьшать боль, причём на определённое время, маскируя это якобы действием какого-нибудь обезболивающего, которое дал пациенту. А иногда, при желании, вообще не оказывал на человека никакого воздействия, как оказалось, боль тоже нужна и важна при той же диагностике, например.
Так что расслаблялся Кристиан только со своими. Детские ссадины и мелкие бытовые «кухонные» травмы человеческих жён обезболивал раз и навсегда.
Его дар оказался просто незаменим, когда оборотни и гаргульи перерождались, а особенно – когда человеческие жены проходили «обряд вампиризации», как мы это называли, тоже становясь бессмертными. Сам процесс был чрезвычайно болезненным, и никакие человеческие обезболивающие не помогали. Кровь гаргулий уменьшала интенсивность и длительность боли, но женщины всё равно очень страдали, а с ними и их мужья-половинки.
Дар Кристиана оказался спасением для всей семьи. Но и с пациентами он этим даром щедро делился, конечно, стараясь при этом себя не выдавать. Пока ему это удавалось, хотя слова: «Доктор, какая у вас лёгкая рука», он слышал неоднократно.
– Готово, – на мои плечи знакомо легли огромные прохладные ладони, а губы прижались к моей макушке. – Едем?
Мы накупили кучу еды в Макдональдсе, даже не выходя из машины Кристиана – мы поехали на ней, поскольку в моей ему было не развернуться, – а потом расположились в парке на расстеленном пледе.
– Знаешь, Бри, именно здесь, под этим самым деревом, я поцеловал твою маму во второй раз, – стал рассказывать Кристиан. – Мы только что купили ей свадебное платье и решили отдохнуть перед тем, как идти выбирать кольцо.
– А какие-то парни засмеялись над нами, – я тоже помнила тот день, словно это было вчера, – а папа просто встал... Знаешь, он ничего не делал, просто стоял и смотрел на них, а они испугались и убежали.
– Потому что папа – самый большой и самый сильный, – убеждённо кивнула Бри. – И если захочет, то всех-всех хулиганов заборет!
– Ты абсолютно права, зайка, – улыбнулась я. – Наш папа – самый-самый.
– А дядя Артур где тогда был? – спросила малышка.