– Сегодня вечером, друзья мои, я доведу дело до конца!

– Ого!

Мальчики разинули рты, удивленные тем более, что между собой они уже поговаривали, что Вильям продул. Тот не смог удержаться от желания распустить хвост:

– Она ждет меня в десять часов.

– Где?

– Я не вправе говорить.

– У нее? Ты будешь трахать Простушку в ее кровати, а папаша Зиан за перегородкой – отпускать комментарии, так ли движется твой зад?

– Нет, в здешних краях хватает овчарен и хлевов… Вы не обратили внимания?

Жиль восхищенно присвистнул.

– Ну что сказать, старик, браво! Хоть ты не изображал из себя целку.

При мысли о волшебных минутах, разделенных с Мандиной, Вильяму захотелось врезать этому болвану. Но он только нацепил хитрую гримасу:

– Пари есть пари! Нужно нечто большее, чтобы меня остановить.

В последующие несколько часов Вильям удостоверился по поведению Орлов, что вернул пошатнувшийся было авторитет, чего он даже не заметил, настолько далеко витали его мысли. Это вызвало в нем всплеск презрения, но он так и не сумел определить, к кому именно – к приятелям… или к самому себе.

Ему было все равно! Важна была только ночь с Мандиной. На этот раз ему не пришлось притворяться больным или вылезать в окно, он отбыл при свете факелов под аплодисменты Орлов, сопровождаемый комментариями: «Поцелуй от меня Простушку!», «Расскажешь, вернется ли к ней дар речи сразу после!», «Смотри сифилис не подцепи!», «Одного щеночка мне оставьте!»…

Он сжал зубы, пожал плечами и, едва скрывшись с их глаз, припустил бегом к овчарне.

Эта ночь была столь же прекрасной, сколь и душераздирающей. Мандина часто плакала, и смеялась не меньше. Они много раз кончали, со счастьем, отчаянием и исступлением. Он обещал все, что она просила, искренне и в то же время чтобы не причинить ей боли. До зари, в тот момент, когда она заснула, он покинул ее.

В поезде, который вез их обратно в Париж, Орлы чествовали Вильяма как героя. Хоть он и ссылался на усталость, чтобы отвязаться от их въедливого любопытства, в конце концов ему пришлось живописать эпопею своих подвигов – и чтобы утолить их жажду, и чтобы не подпустить их к правде. Впадая в уныние, он видел по их глазам, что находится на вершине триумфа. Через несколько часов все вызывало в нем отвращение – их возвращение, спор, собственное бахвальство, объятия Мандины и реакция друзей; повторяя раз за разом и слушая пересказ, он сам поверил в созданный им вымысел, а потом поклялся никогда больше не думать о настоящей Мандине, отправив все воспоминания в небытие.

Начался учебный год, с его новыми предметами и неожиданными трудностями, и Вильям надеялся, что ему удастся все забыть.

Через некоторое время после начала занятий он получил письмо. По виду конверта он решил, что произошла ошибка: фиолетовая бумага, бирюзовые чернила, неровные буквы, сердечки и цветочки, гирляндой бегущие по краям, – такое впечатление, что письмо прислала девочка-первоклассница. Но на конверте красовались его имя и адрес.

Мандина написала ему: