— Конечно, все слышала, дорогой, — прокартавила она. — Но ведь мы оба знаем, что ты никому другому не доверишь эту рукопись, поэтому перестань угрожать мне, сынок.

Лицо Лоренса напряглось, и, заметив это, Руби потянулась к покрытому шкурой креслу, где он расположился, и похлопала его по руке.

Лоренс отдернул руку. Он решил дать ей время поразмыслить, слабо надеясь, что она найдет решение проблемы, и окинул взглядом гостиную.

Здесь было довольно чисто, если не считать наполненных окурками пепельниц да заваленного бумагами письменного стола. Правда, он не поручился бы, что чистота эта не только снаружи. Картины на стенах была подобраны со знанием дела, что как-то не сочеталось с ее безвкусной манерой одеваться и накладывать макияж. На каминной полке стояли фотографии той поры, когда Руби еще блистала на подиумах, демонстрируя модели одежды, и считалась одной из самых красивых девушек своего поколения. Однако пристрастие к джину и куреву заметно сказались на ней: сейчас она выглядела старше своих лет, словно ей было ближе к семидесяти, чем к шестидесяти.

Снова взглянув на Руби, Лоренс понял, что ее мучило. Ей хотелось выпить, очень хотелось, но она не желала признаться в этом. У него вдруг появилось искушение плюнуть на все и дать ей выпить, но если она доберется до бутылки, им ни за что не удастся закончить работу.

Лоренс прекрасно знал, что довело ее до пристрастия к бутылке, поскольку она давно поведала ему в своих пьяных монологах о взлетах и падениях, которыми изобиловала ее карьера. В первые же недели их совместной работы она заставила его выслушать историю своей жизни, и то, что он играл в ней определенную роль, превратило этот рассказ в настоящую пытку для него. Но, слава Богу, теперь она, кажется, потеряла интерес к этой теме. К сожалению, это не относилось к Пиппе. Они с Пиппой с первого взгляда невзлюбили друг друга, и похоже, Руби именно сейчас намеревалась ляпнуть очередную гадость о его жене.

— Ладно, — сказал он так резко, что она вздрогнула, — давай попробуем пройти этот эпизод еще раз. — Лоренсу было совершенно безразлично, что Руби испытала в прошлом, но критиковать его личную жизнь она, черт бы ее побрал, не имеет никакого права, и, будь он проклят, если позволит ей делать это. — Если мы наполовину сократим диалог на странице сорок четвертой, — продолжал он, — до того места, где начинается вторая авторская ремарка…

— Лоренс, но нам нужен этот диалог, — прервала его Руби с высокомерной улыбкой.

— Зачем? Он многословен, невыразителен и… — Лоренс перечеркнул карандашом полстраницы, — он не нужен. Проведя толстую черту поперек убористо напечатанного текста, он перевернул страницу. — Теперь займемся концом эпизода…

— Я хочу выпить, — вдруг заявила Руби, поднимаясь на ноги.

— Только прикоснись к бутылке, и я уйду, — пригрозил Лоренс.

Минуту-другую Руби пребывала в растерянности, пытаясь решить, чего ей хочется больше: удержать Лоренса или выпить. Лоренс наблюдал за ней, и в его жестком взгляде сквозила неприязнь. В конце концов Руби снова плюхнулась на диван.

— Убеждена, что кто-то с утра завел тебя, — заметила она. — Ты на меня зверем смотришь с той самой минуты, как пришел сюда.

— Давай вернемся к работе, Руби, — сказал он. — Так вот, в таком виде конец эпизода просто ужасен, а начало и вовсе не для съемки, поэтому нам придется его переделать.

— Что значит «не для съемки»? Снять можно все.

Пропустив ее слова мимо ушей, Лоренс продолжал:

— Думаю, нам следует переместить диалог с некоторыми изменениями из начала эпизода на странице сорок восьмой несколько вперед, вот сюда…

— Не-а, я не согласна.

— Почему?

— Просто не согласна.