Он сделал глоток. Закашлялся, плюнув зельем… прелесть какая, я его тут спасаю, а он плюется… нехорошо, однако.

– Я… с-сирота…

– Я тоже, – я рывком подняла его на ноги. Инквизиторская шея слегка хрустнула, но выдержала. А вот рот открылся, и я, воспользовавшись случаем, влила содержимое колбы в него. А потом резко отпустила шею и рот этот зажала. – Потом вместе пострадаем…

Диттер захрипел. Но зелье проглотил. Умничка моя… икнул. Срыгнул. И осел на пол… вот тебе и… живой? Живой… сердечко вон колотится так, что из груди выпрыгнет.

…свежее, мягонькое… сладенькое…

– Т-сы… – раздалось сзади.

Надо же, носок сожрала. Или выплюнула? Не важно. Главное, что дальше кузина высказалась от души… и какие обороты. Даже я кое-что новое узнала, а ведь полагала себя человеком просвещенным…

– Сама дура, – лениво ответила я, нащупывая пульс на инквизиторской шее. Пульс присутствовал, но слабенький. И сердце, не выдержав напряжения, срывалось.

Плохо. Если он загнется, то…

– На что ты вообще рассчитывала?

Кузина зыркнула на меня и, открыв рот, заверещала:

– Помогите!

– Полог, дура…

А в дверь вдруг постучали… как постучали… не будь она из заговоренного дуба, развалилась бы.

– Никого нет дома, – проворчала я, уже понимая, что так легко не отделаюсь.

Кузина завизжала громче. Дверь задрожала, принимая на себя черное проклятье…