Судя по всему, ко мне это не относилось, потому что лекарство, выпитое мной, оказалось вполне безобидными витаминами, оставившими только легкую аллергию; веревка, которую я привязала к спинке кровати, лопнула именно в тот момент, когда я пыталась затянуть ее на шее, а мои маникюрные ножницы выпали из руки и завалились так далеко под кровать, что я не в состоянии была достать их. В довершение всего Марго вдруг привела рабочих, и за пару дней они забрали всю террасу «решеткой» из выкрашенных белой краской реек. Ну, ясно – она все поняла и перестраховалась на случай, если я решу вдруг повторить полет собственного ноутбука...
Тогда я решила во что бы то ни стало встать на ноги. Каждый день я упражнялась до черных кругов перед глазами, падала на кровать замертво, покрываясь от боли потом. Каждый шаг давался с усилием, с болью, с нечеловеческими мучениями. Но я закусывала губу и говорила про себя: «Нет, ты встанешь и пойдешь, потому что у тебя нет выбора. Нет его, ты должна, никто за тебя не сделает».
Уж не знаю, помогло ли это, но через месяц я начала ходить по комнате достаточно уверенно, хоть и опиралась при этом о стены и попадавшуюся под руку мебель. Хуже другое – левая нога болела беспрерывно, днем и ночью, заставляя меня просыпаться почти с криком и с ним же засыпать. Пить обезболивающие препараты я боялась – не хотела привыкнуть и впасть в зависимость. Когда боль становилась безумной, я вцеплялась зубами в запястье и терпела, зажмурившись. Следы от зубов превратились в незаживающие раны, я старалась носить вещи с рукавами, чтобы Марго не заметила. Попытки помириться с ней я оставила – в конце концов, мне себя упрекнуть не в чем, а надуманные обиды – ее личное дело.
Единственное, что мучило меня сейчас, были не мысли об Алексе – я о нем вообще не думала, словно и не было его никогда, – а, как ни странно, убийство Арика. Я никогда не относилась к нему хорошо или плохо, он был просто братом моего мужа. Но почему-то его смерть зацепила меня, заставила думать о произошедшем. Возможно, потому, что это произошло на глазах... Порой мне начинало казаться, что кожа в тех местах, куда попала кровь Арика, покрывается красно-коричневыми пятнами, и тогда я в панике искала зеркало, чтобы убедиться, что это не так. Хотя вот Германа тоже убили при мне. Я первое время много думала о нем и не могла понять, что чувствую. Он погиб из-за меня, а я не могу определить, какие чувства испытывала к нему, кроме благодарности за внимание и попытку помочь. Я едва начала узнавать его и испытывать нечто похожее на влюбленность – и пуля Кости все это оборвала. Человека нет – а я не чувствую ничего, кроме жгучей ненависти к мужу.
С Ариком же...
Наверное, это тоже чувство вины. Хотя... если бы не Алекс, то не было бы меня. Я хорошо знала Арика, он был таким же, как Костя, разве только чуть более флегматичным. Но по жестокости они равны.
Постепенно эти мысли сменились другими. Разумеется, когда в моей голове образовывалась пустота, она тут же заполнялась Алексом. Нет, он не звонил, не писал, вообще никак не обозначал своего присутствия, – но я думала о нем постоянно. Главного героя моей новой книги звали Алексом, у него оказалась куча его привычек, его манера разговаривать, его внешность... Я не знаю, как так вышло, но, когда я перечитала половину написанного романа, мне стало жутковато: уж слишком среди строк виделся мне Алекс. Первой мыслью было – переписать, поменять что-то, но потом я решила: а что, собственно? Я вычеркнула его из своей жизни и из жизни Марго, так пусть останется хотя бы на бумаге.
...Книга должна была выйти через неделю, а аванс я так и не получила. Марго почти ежедневно ездила в банк, но в ответ слышала одно и то же – деньги не поступали.
На этой почве мы даже начали разговаривать – хоть какой-то плюс.
– Мэри, я уже думаю, что неправильно поняла что-то во время переговоров, – жалобно сказала Марго как-то, вернувшись после очередной бесплодной поездки в банк.
– Позвони им. – Я пожала плечами, не понимая, как такая элементарная вещь ускользнула от проницательной и педантичной в делах Марго.
Телефонный звонок запутал все еще сильнее – номер оказался заблокирован, как и мобильный владельца и мобильный человека, с которым Марго подписала договор. Она растерянно стояла посреди гостиной и едва не плакала. Мне вдруг стало все понятно – они просто испарились, а денег мне теперь не видать.
– Ничего, Марго, не плачь. Напишу новую, продадим в другое место.
Я закурила и отвернулась, чтобы не показать ей, что и сама едва сдерживаю слезы. Мне было безмерно жаль времени и души, потраченных на эту книгу. Но если посмотреть с другой стороны – она вышла, ее прочитают. А деньги... ну что ж... Просто какое-то время мне придется сидеть в кресле, но я привыкла. Марго же, считавшая себя виновной в произошедшем, каждый день названивала куда-то, пытаясь отыскать следы издателя. Я понимала, что все это – лишь бесплодные попытки и трата времени и денег на телефонную связь. Книга вышла, деньги явно уходят на какой-то другой счет – и все. Если учесть, что первая моя книга продалась здесь весьма неплохо, то с этой доход будет явно больше. Дай бог здоровья этим милым людям...
Хуже было другое. Боли в ноге становились совершенно нестерпимыми и уже почти не проходили. Самое ужасное, что теперь существовало в моей жизни, – это ночь: натруженная за день нога давала знать о себе. Марго пыталась уговорить меня не вставать, проводить больше времени в постели, но я настолько устала от постоянного лежания, что и слышать об этом не хотела. За что и расплачивалась.
Однажды вдруг позвонил Максим. Это было неожиданно, и, услышав его голос в трубке, я сперва растерялась.
– Ну, как ты, Мария? Как здоровье? Наверное, уже танцуешь вовсю?
– Я вовсю лежу в постели и, если вдруг встаю, то потом всю ночь пью обезболивающие, – недовольным тоном сообщила я.
– Что?! – переспросил Нестеров. – Как это – в постели? Неужели...
– «Ужели»! Защемило мне какой-то там нерв, боли адские, надо оперироваться.