«Тридцать тысяч… Это мой заработок за три года, если не больше».

«Что-то мне подсказывает, ты согласился бы и без денег, — ухмылка Вурма была колючей и холодной, — Только лишь за одно противоядие».

«Я мог бы попросить и больше».

«И не ушел бы отсюда живым. Русский был прав, ты жаден».

«Он был прав, когда назвал меня падальщиком. На огромной свалке вроде Пасифе быть падальщиком выгоднее всего. Крупные звери с большыми клыками и мощными мышцами тут не выживают. Слишком переплетены и запутаны пищевые цепочки. А вот крысы или пираньи чувствуют себя превосходно».

«На счет самодовольства он тоже был прав. Когда тебе надоест самолюбование, возьми кофе с сахаром. Мы на пределе углеводного голода».

«Дай мне еще десять минут, Вурм, и я угощу тебя самым сладким кофе, который только возможен в этой части города. Черт, да тебя вывернет наизнанку, столько там будет углеводов и алкалоидов!..»

Вурм некоторое время сохранял молчание и заговорил только тогда, когда Маадэр приблизился к входной двери «Целлиера».

«Все-таки странный этот старик. Тебе так не показалось?»

«Мне доводилось встречать и более опасных людей».

«Я не об этом, дурак, — презрительная гримаса Вурма обернулась для Маадэра легким ожогом затылочной доли, — Он ведь не производит впечатления доверчивого человека, верно?»

«Верно, — вынужден был согласиться Маадэр, — Он производит впечатление человека, способного удавить на месте из-за одного лишь подозрения».

«Тогда почему он отпустил тебя так легко? Без „клопа“, без сопровождения. Поверил на слово? Человеку с твоей репутацией?..»

Маадэр замер на самом пороге, прежде чем шагнуть на лестницу. В подкорке, одновременно с Вурмом, закопошилась мысль, прежде отчего-то им незамеченная. Действительно, разве не странно, что…

Маадэр неожиданно для себя повернулся в ту сторону, где в конце длинного полуосвещенного зала едва угадывался огромный силуэт Макарова. А потом произошло что-то непонятное и очень, очень быстрое.

Глаза резанула боль — такая, словно изнутри в них воткнули по паяльнику, все окружающее полыхнуло белым огнем и преобразилось. Стало очень светло. Маадэр успел понять, что это сделал Вурм и собирался спросить, в чем дело, но почувствовал движение в конце зала.

Его новое зрение было настолько глубоким и четким, что это доставляло едва переносимую боль, все, чего касался взгляд, проливалось кипящим белым огнем прямо на мозг. И в этом прекрасном огненном хаосе, более сумасшедшим, чем картина любого безумного абстрациониста, Маадэр вдруг увидел Макарова. Тот все также сидел на прежнем месте и, казалось, смотрел только в свою тарелку. Но одна рука у него была под столом, в ней угадывался очень небольшой, размером с авторучку, предмет.

«Вурм!» — крикнул Маадэр и прыгнул в сторону лестницы.