— Господин Рилекс, а можно мне именно эти часы? Это даже хорошо, что я не смогу их продать. К тому же ремешок у них тонкий, гибкий, не будет мешать мне заниматься стрельбой и фехтованием.
— Ты уверена? У них есть изъян: они спешат ровно на пять минут. Как бы я ни старался их подвести или починить, они неизменно показывают время, на пять минут больше реального. Может, посмотришь ещё какие-нибудь? Есть природные артефакты, из других королевств…
— Я уверена. Если, конечно, вы не хотите сберечь их, как память о той особе.
— Однозначно хочу, — отрезал часовщик. — Но ещё больше хочу, чтобы эти часы перестали быть реликвией старого ворчуна и вновь обрели хозяйку.
Он аккуратно обвил браслет вокруг моего левого запястья. Гладкий корпус часов приятно холодил руку. Тонкий кожаный ремешок идеально прилегал к коже. Символ Иверийской династии — корона с семью шпилями, слегка отражала свет. Мне нравилось. Я посмотрела на стрелки. Почти половина двенадцатого. Это означало, что мне стоило поспешить на дилижанс, который увезёт меня совсем далеко от дома.
— Спасибо за подарок. Часы очень красивые. Я обязательно передам всё Лониму, а ещё — ваши отцовские объятия! — с этими словами я раскинула руки и крепко прижала к себе старика.
— Эх-хе, — растрогался господин Рилекс, тыльной стороной ладони утирая глаза. — Кажется, только вчера мы с Кемом пили эль на берегу озера, а вы распугивали рыбу детскими криками. И вот, посмотрите: вы оба уехали, а Кем…
Часовщик ненадолго отвернулся, засмущавшись. Потом подобрался, встряхнул седой копной волос и повёл меня к выходу.
— Что ж, тебе нельзя опаздывать, маленькая Юна. Дилижанс в Нуотолинис — это не наш Миллу, который может подождать пассажира минуту-другую. Пора тебе на транспортный перекрёсток, занимать лучшие места на пути к своему славному будущему!
Когда я подошла к перекрёстку, голубой дилижанс уже принимал пассажиров. Краска на его корпусе потрескалась и кое-где отошла, колёса местами проржавели, но всё равно он не шёл ни в какое сравнение с телегой, на которой ездил рудвик Миллу. Это была полноценная карета, с крышей и даже с дверцами. Для удобства пассажиров имелась ступенька, которая помогала забираться в дилижанс даже дамам в широких платьях.
— Три лирны, три лирны! — кричал машинист в голубой и, надо отметить, чистой фуражке, стоя на подножке своего транспорта. — Бархатный сезон в Нуотолинисе, всего за три лирны!
Уже проснувшиеся и неторопливые фарелбийцы почти не обращали на него внимания. Некоторые прохожие желали ему счастливого пути, но ехать никто не хотел. Три лирны — не такая уж маленькая сумма за поездку. На эти деньги можно купить пять бочек рыбы. Я подошла к представителю транспортной компании, достала маленький мешочек с монетами и отсчитала ровно три лирны.
— Долго ехать до Нуотолиниса? — протянула я плату мужчине.
— Около четырёх часов, если по хорошей погоде. Сейчас небо чистое, дорогие сухие. Я сюда доехал за три с половиной. Добрался с ветерком! — ответил машинист.
Я кинула взгляд на его обветренное лицо. Пожалуй, в каждой профессии есть свои особенности.
В дилижансе обнаружилось двое пассажиров. Один был рудвик в нарядном кафтане. Он сидел, окружённый большими мешками, которые были подозрительно похожи на те, что привезла утром в Фарелби чета Полн. Другой — мужчина с козлиной бородкой и в длинном странном плаще, сделанном как будто из коричневой кожи. Весьма необычно. Из его круглой торбы торчали свёртки пергаментов.
Я села на истёртую деревянную скамью, запихнула сумку под ноги и пристроила лук в углу. Вежливо улыбнулась обоим попутчикам и тихонько поздоровалась. Мне ответили таким же тихим приветствием. Со стороны рулевого устройства послышался стук.
— Отправляемся через минуту, — информировал нас машинист.
Вдруг дверцы дилижанса снова распахнулись и внутрь царственно вплыла зелёная лютня с жёлтыми вензелями. Она ненадолго замерла перед нашими глазами, давая возможность хорошенько её рассмотреть, затем втянула за собой хозяина, одетого в цвет своего инструмента. Хозяин лютни внимательно оглядел всех троих пассажиров, отвесил поклон и представился:
— Виртуоз Мелироанский, странствующий бард, стихотворец и ретивый почитатель красоты и искусства.