Было 16 июня 1946 года. После многих лет разлуки это был первый день в родном доме. Радость встречи с родными, и в то же время, огорчение. Семья моя жила плохо. Даже очень плохо. К моему приезду в доме не было ни крошки хлеба…И не на что было купить…Собрались довоенные друзья, которые уже успели раньше меня демобилизоваться, ближние и далекие родственники. Деньги у меня были. Я послал сестру Маремьяну за водкой. В вещмешке сохранилась часть продуктов, выданных в госпитале. Все же встреча была отмечена. Как потом оказалось, плохо жила не только моя семья, а очень многие семьи. И в глубоком тылу война дала о себе знать.
В первый же день приезда я встретился с Аней Тарасовой. Я с ней переписывался почти всю войну. Встретил ее, когда от меня вышли всей компанией и с гармошкой пошли по деревне. Я шел вместе с Бутаковым Фиофилом, своим довоенным другом, и механиком Иваном Васильевичем. Вот в это время я и увидел Аню, пришлось от товарищей отстать. Под вечер пошли в клуб смотреть кино. Я взял сразу несколько билетов: на себя, на Аню, Ивану Мехнину и сестре с братом. В это время потерял Аню. Уже весь народ зашел в здание школы, а ее все нет. Подождал еще немного, бросил билеты и пошел домой. Матери объяснил, что сильно устал с дороги и хочу спать. Как потом оказалось, Аня прошла в школу без билета, не дожидаясь меня.
Дней через десять я поехал в Шатрово, сходил в райвоенкомат, встал на учет, сдал документы на оформление пенсии. Там получил направление на работу заведующим Портнягинским медпунктом. Медпункта пока не было, его нужно открыть. На один месяц меня направили на практику в Шатровскую райбольницу к хирургу Попову Петру Яковлевичу и терапевту Бахаревой Анастасии Михайловне.
Здесь же, находясь на практике в Шатрово, я женился на Тарасовой Анне Ефимовне в конце июня 1946 года.
В последних числах июля, после месячной практики, я вернулся в Портнягино. Приехали оба с Аней. Ее из Шатрово перевели работать в Портнягино, раньше она здесь работала много лет. Я взялся за организацию медпункта. Помещение для медпункта сняли в частном доме, состоящем из двух комнат. У председателей колхозов трех деревень выклянчил необходимую мебель. Кто дал стол, кто шкаф, а кто стулья. В общем, все достал, где правдами, где неправдами. С 1 августа медпункт начал работать.
Мой зять, Андрей Васильевич Мехнин, демобилизовался в июле месяце. Они с Маремьяной жили тоже у нас первое время, а потом, уже осенью, начали ремонтировать свой дом.
С питанием дело обстояло скверно. Из магазина давали по карточкам овсяную муку по 300 грамм на рабоче-служащего. Мы получали 600 граммов. На иждивенцев давали не всегда и не всем. На мою мать и братишку карточек не давали. Пришлось не раз побывать в райсовете. Каждый раз обещали помочь, но только обещали…Последний раз я основательно поругался с председателем райсовета Байкаловым и больше к нему не обращался.
Хлеб в деревне продавался. У трактористов его было много, но ведь очень дорого. По 30 рублей за килограмм муки. Пенсию мне назначили 330 рублей. Мне ее хватало только на 10-11 килограммов. Правда, с зарплатой у меня выходило около 800 рублей, но все равно по тем ценам ничего не получалось. Все мои деньги и Анина зарплата уходили в основном на питание. А нас ведь было четверо. К тому же, у меня тяжелое заболевание, при котором необходимо усиленное питание. В свободное время приходилось брать удочку и идти на рыбалку. Рыба тогда хорошо ловилась. А потом, уже к осени, я купил ружье и начал охотиться на уток. Птицы тоже хватало. Вот так помаленьку и жили с надеждой на лучшее будущее. Здесь приходилось думать о каждом следующем дне. То ли дело, в армии: никаких забот, там обо всем думает командир.
Как бы ни трудно было жить, а народ не унывал. Жизнь ведь ничем не остановишь. Ни одно воскресение не проходило так, чтобы народ не гулял.
10 ноября 1946 отмечали мой день рождения. Ни много ни мало, а стукнуло уже 25 годиков!
3 августа 1947 года Аня родила девочку. Назвали ее Александрой, Баевой Александрой Клавдиевной.
19 сентября 1947 года после восьмилетней разлуки встретились с братом Лазарем. Он прибыл из армии в отпуск. Служит на Украине в г. Кировограде в авиационных частях. Воинское звание у него мл. тех. Лейтенант. До Кировограда он долгое время находился в Польше. Изменился сильно. Вырос и пополнел. А когда я уезжал из дому, он был совсем мальчишкой. Пробыл в отпуске недолго, всего недели три. 7 октября отметили день его рождения, и вскоре он уехал.
Еще в середине декабря кем-то были пущены слухи, что с Нового года деньги будут недействительны, с 1 января будут новые деньги. Такие слухи были не только у нас, а везде и всюду. По рассказам тех, кто недавно вернулся из города, там творится что-то невероятное. В магазинах покупают все, что надо и не надо, лишь бы деньги израсходовать. И в деревне началось то же самое…Пьют…Успевают пропить деньги. Вдруг да правда…Не пропьешь, и деньги пропадут! Я почему-то не верил. Считал все это болтовней. Да я и не боялся, денег у меня по многу никогда не бывало. Казенные иногда скапливались – я был ежегодно уполномоченным по займу. Деньги надо сдавать агенту, а он иной раз не показывается неделями, так как жил в Воротниковой. Не побежишь же туда специально.
Слухи на счет отмены денег были верные. В первых числах декабря 1947 года произошла денежная реформа. Некоторых она, действительно, ударила, да и крепко даже. А такие, как я, от нее ничуть не пострадали. Одновременно была отменена и карточная система. И все облигации были заменены новыми облигациями одного займа из расчета 1:10. Деньги тоже заменялись 1:10, то есть за 10 старых рублей выдавался 1 новый рубль. А вот у кого были деньги на книжке, у них они заменились рубль за рубль. А тот, кто хранил дома и сразу несколько десятков тысяч, считай, что большинство денег потеряли. Заменяли ведь определенную сумму, и время для обмена было ограничено. Особенно спекулянтов разных реформа накрыла и разных скряг, которые сами деньгами не пользовались и родственникам своим не давали, все копили и докопились…Очень даже хорошо! Подавляющее большинство народа новой денежной реформой осталось довольно.
После этой реформы сразу почувствовалось некоторое облегчение. Хлеб в магазине выдавали по списку. Хоть и понемногу, но начали давать и на иждивенцев. Продукты на рынке стали дешевле. Вино и то дешевое стало. В магазине начал появляться сахар, конфеты и пряники. Начали забрасывать и мануфактуру. Жить стало легче.
В январе 1948 года от Лазаря была получена телеграмма. Едет в отпуск. А вот как он попадет домой из Шадринска? Сейчас стоит плохая погода – метет и день и ночь. Всю дорогу перемело, движения никакого нет, да и холодно очень. И вот в такую погоду часов в 12 ночи Лазарь явился домой в шинельке и сапожках, с чемоданом и вещмешком. Всю дорогу шел пешком. За сутки без отдыху прошел около 80 километров! Вот это – действительно по-солдатски! Во время этого отпуска Лазарь женился на Надежде Александровне Важениной из с. Терсюкского. В обратный путь провожали их в феврале месяце. А погода так и не установилась. Машины не шли. До самого Шадринска они шли пешком, а вещи свои везли на санках.
25 марта 1948 после приема больных я почувствовал себя очень плохо. Насилу дошел до дому, а на крыльцо уже не мог подняться. Сестра Маремьяна помогла зайти в избу и сразу же уложила меня на койку. Температура у меня была выше 400. На следующий день съездили за терсюкским фельдшером Болотовым Иваном Федоровичем. У меня началось крупозное воспаление легких и экссудативный плеврит с левой стороны. С правой был уже раньше. Одновременно, по-видимому, обострился и туберкулезный процесс. В Шатровскую больницу на стационарное лечение я отказался ехать. Да и попасть туда уже трудно – начало таять. Несмотря на то, что была очень плохая дорога, Болотов ко мне ездил каждый день. Он пичкал меня разными порошками и микстурами, особенно часто делал сердечные уколы. Без него уколы мне делал зять Андрей. Температура не спадала, держалась на уровне 40-410. Я почти ничего не ел и без снотворного не мог уснуть, часто терял сознание, бредил. Больше месяца я пролежал в таком тяжелом состоянии. С постели встать уже не мог, даже на другой бок не мог повернуться без посторонней помощи. Сильно исхудал – остались одни кости, обтянутые желтой кожей. Никто не думал, что я могу выжить. Все уже было приготовлено: одежда, носки, простынь… Болотов продолжал ездить. Был и врач Егоров Николай Федорович, а затем и Радыгин Иван Федорович. В начале мая у меня начала понемногу спадать температура, а в середине мая я уже мог сидеть в постели, а еще немного времени спустя, начал вставать на ноги. Постепенно температура начала приходить к норме. Чудес не бывает, но я выжил чудом. Я был уже в таком состоянии, что мне надоело все, меня душило, мучили сильные головные боли, а от кашля не было никакого спасения. Я уже ждал не выздоровления, а развязки…и как можно скорее. Мало того, что сам мучился, жена вся измоталась. Не один раз пришлось ей сбегать в Барино, Косылбай и в другие деревни. Нужно было найти барсучьего сала. И все же нашла килограмма два. Пить я начал его, когда начала спадать температура. В общем, в конце мая я уже стал ходить с палочкой по улице. Хотя я перенес тяжелую вспышку болезни, но она подорвала мое здоровье окончательно. Уже в конце болезни у меня обострилась старая контузия: стал плохо слышать и началось дрожание рук. В обоих боках булькало. С Аней ездили в Шадринск на рентген. Обнаружили в обоих легких по каверне размером 2 на 2,5 см. Жидкость в плеврах начала рассасываться, но ее еще было много, особенно в левом боку. Даже сердце было смещено вправо. На ВТЭК меня со 2-й группы перевели на 1-ю, пообещали путевку в санаторий.
Вскоре после ВТЭК я побывал у своего спасителя – фельдшера Болотова Ивана Федоровича. Если бы не он, не ходить бы мне больше по этой земле. При встрече он мне поведал о том, как он предлагал врачу Егорову Н.Ф. забрать меня к нему на лечение в Бариновскую больницу. И Егоров отказался, мотивируя тем, что Баев все равно умрет, его песенка уже спета…А потом будут разговоры – врач Егоров не смог спасти своего работника…Вот, оказывается, почему меня не положили в больницу в Барино. Побоялся Егоров репутацию свою подмочить! Болотов был старейшим фельдшером района. Отзывы о нем всегда были только хорошие. Когда я пошел от него, на прощание он сказал: «Не падай духом, Баев! Долго еще будешь жить. С этой болезнью умирают только слабонервные».
18 июля 1948 года умерла моя родная сестра Маремьяна в возрасте 32 лет. Осталась у нее на втором году жизни дочка Галя.
Хоть и болеешь, а все равно умирать не хочется. Все равно на что-то надеешься. Авось да ученые придумают за это время какие-нибудь лекарства против этой болезни. Больные больше всего надеются на это. Сейчас у нас и материально дела обстоят много лучше: есть корова, поросенок, несколько куриц. В хлебе тоже нет никакой нормы, едим его досыта. Механизаторы сейчас прямо на квартиру к тебе привозят хлеб, лишь бы деньги были. И продавали зерно не особенно дорого.