У Мэгги скрутило живот. Проблема с макияжем решилась, но где, черт подери, ей достать платье?
Мэгги не могла позволить себе пропустить ни единого рабочего вечера, даже если ей срочно нужно было решить вопрос с платьем. Приступив к уборке школы, она принялась перебирать в уме свой скудный гардероб. У нее имелось две юбки, которые она по очереди надевала в церковь по воскресеньям, но они выглядели слишком буднично. Платьев у Мэгги вообще не было.
Гас знал, что в этот вечер она выступает на баскетбольном матче, и отпустил ее в половине пятого. Пока она работала, никто не включил ей музыку, которая могла бы ее отвлечь или заставила бы улыбнуться. Мэгги не понимала, почему Джонни так и не появляется. Внутри у нее все обрывалось при мысли о том, что он, возможно, исчез навсегда. У нее и без того было слишком мало друзей.
Шад, с темными синяками под глазами, молчал и не пытался заговорить с Мэгги. Арест матери выбил его из колеи. Мэгги не хотела лезть не в свое дело, но искренне переживала за друга. Гас выглядел не лучше. Мэгги подумала, что было бы замечательно, если бы Малия Джаспер попросту уехала далеко-далеко и никогда больше не возвращалась. Но, может, Шад с Гасом ее мнения не разделяют? Мэгги понимала, что такой человек, как Гас Джаспер, любит свою дочь, несмотря ни на что. И Шад тоже любит мать. Иначе ему не было бы так больно из-за оскорблений и гадких намеков, которыми его осыпали в школе. Да, семейные дела – сложная штука. В них слишком уж часто сплетается хорошее, плохое и отвратительное. Мэгги видела, что Шад страдает от семейных передряг так сильно и так жестоко, как только может страдать мальчишка в четырнадцать лет.
Мэгги примчалась домой на велосипеде и ровно в пять вечера захлопнула за собой входную дверь. На бегу поздоровавшись с тетей Айрин, она ринулась наверх, в свою комнату, в ожидании чуда. Но в шкафу обнаружились лишь хлопья пыли да старые, давно знакомые и сильно заношенные вещи. Ну и где, скажите на милость, ее фея-крестная? Почувствовав, как в горле набухает ком размером с планету Марс, Мэгги рухнула на свою узкую кровать. Нужно выровнять дыхание и отогнать слезы.
– Оттого, что ты будешь плакать, Мэгс, платье у тебя не появится, – сказала она себе и принялась яростно тереть саднившие глаза.
Но тоска, которую она испытывала сейчас, была куда сильнее и больше, чем огорчение из-за платья. Она почувствовала, как щель в груди все растет, и плотина вот-вот прорвется и выпустит наружу поток горя и страха, который она всю неделю пыталась сдержать. Мэгги уткнулась лицом в подушку и принялась отбиваться от тоски. Она не станет плакать из-за какого-то дурацкого вечера или из-за дурацкой Дары. Наденет что есть, и все тут.
– Маргарет, – послышался из-за двери мягкий голос тетушки Айрин, и Мэгги тут же села и пригладила волосы, сама не понимая, почему ее обрадовало это неожиданное вмешательство.
– Минутку, тетя! – крикнула Мэгги, надеясь, что ее не выдаст дрожащий голос. Если Айрин узнает, почему Мэгги плачет, она расстроится, а Мэгги ни за что не станет расстраивать тетю Айрин. Меньше всего на свете Мэгги хотелось, чтобы Айрин пожалела, что забрала ее к себе.
Тетя Айрин чуть приоткрыла дверь и заглянула в комнату. На ее добром лице читалась тревога.
– У тебя все в порядке, дорогая?
– Конечно, все хорошо! – бодро ответила Мэгги, кивая и улыбаясь. – Я просто немного устала. День был долгий, вечером матч, а после него наша команда устраивает вечеринку с танцами, и я буду продавать там билеты, так что отдыха мне сегодня не видать… – Протараторив все это на одном дыхании, Мэгги замолчала, улыбнулась, кивнула. – Ну вот… как-то так, – смущенно закончила она.
– Гас позвонил мне и сказал, что ты выглядела расстроенной. С учебой у тебя все нормально? Гас сказал, что в школе всюду висят афиши сегодняшнего вечера. Ты расстроилась, потому что тебя никто не пригласил? – Тетя Айрин села на кровать рядом с Мэгги и взяла ее за руку. – Наверное, все дело в том, что ты новенькая, дорогая. И такая красавица. Иногда красивых девушек не приглашают, потому что думают, что у них уже есть кавалер. А иногда молодые люди их просто боятся. – Теперь тараторила уже сама Айрин.
– Не думаю, что дело в моей красоте, тетя, – с горькой иронией ответила Мэгги. – Большинство учеников в нашей школе вообще не обращают на меня никакого внимания, а если и обращают, то уж точно не потому, что я кажусь им красивой. – Мэгги вспомнила о происшествии в коридоре. С тех пор прошло уже несколько недель. Да, задир-футболистов ее красота не остановила. Скорее их остановил ее рюкзак, но уж точно не внешность. Воспоминание только сильнее расстроило Мэгги, напомнило о зияющей пустоте, что осталась у нее в сердце после исчезновения Джонни. Она постаралась отогнать мысли о нем и слабо улыбнулась тетушке Айрин.
– Хм, – произнесла тетя Айрин, явно не соглашаясь с Мэгги. – Что ж, не буду спорить. Но чем я могу помочь? Я приготовила ужин. Хочешь поесть сейчас? Или позже, когда примешь ванну? И что ты наденешь, дорогая? Я могла бы пока выгладить тебе платье. – Тетя Айрин вопросительно взглянула на Мэгги, приподняв свои совершенно белые брови.
От мысли о тетушке Айрин, которая выросла в полном слуг доме, а теперь готовит ей ужин и предлагает выгладить несуществующее платье, Мэгги захотелось плакать, но уже по совершенно иным причинам. Она наклонилась к тетушке и поцеловала ее в гладкую щеку. От Айрин пахло розами. Мэгги почувствовала, как в горле у нее снова набухает комок.
– Честно говоря, я не знаю, что надену, тетушка. Танцевальный вечер – полуформальное мероприятие, а у меня, кажется, нет ничего подходящего. Я вообще не хотела идти, но наша капитанша велела мне продавать билеты… – Мэгги резко замолчала, чувствуя, что если продолжит, то точно не выдержит и разревется.
Тетя Айрин трогательно поджала губы и постучала по ним указательным пальцем левой руки.
– Надеюсь, Маргарет, у меня найдется что-нибудь подходящее. Отправляйся в ванную, а я пока посмотрю, что у меня осталось.
Мэгги внутренне съежилась. Она представила, как Дара говорит ей: «Где ты выкопала это платье, Телега? Думаю, что-то подобное носила моя прабабка. Ах, как сексуально!» Но уж лучше платье от тетушки Айрин, чем совсем ничего.