Луиджи впился глазами в кошельки с золотом.

– Это надо убрать в безопасное место, да, кстати, и синьору, скрывающуюся под мужским костюмом, – я это давно понял, а теперь не время скрытничать. Я позабочусь о ней. Пусть выйдет в соседнюю комнату, а за золото я отвечаю.

Он отнес кошельки в соседнюю комнату и подтолкнул туда упиравшуюся Клодину.

– Он прав, Клодина, – сказал Монтесекко, – спрячься туда, я так хочу. Я и не в таких переделках бывал и буду спокойнее, зная, что ты в безопасности. Иди, я приказываю тебе… Повинуйся, время не терпит.

Уже слышно было, как стучали в ворота, и в то же время раздался звонок.

– Я должен им отворить, капитан, – сказал Луиджи. – Может быть, еще удастся их успокоить.

Он поспешно запер дверь в соседнюю комнату, где Клодина упала на колени, и побежал к воротам.

Монтесекко надел шлем и взялся за рукоятку шпаги.

Шум внизу все усиливался. Через минуту распахнулась дверь, дикая толпа ворвалась в комнату, засверкали окровавленные кинжалы и мечи, направленные на Монтесекко. Он вынул шпагу, левой рукой взялся за кинжал и крикнул громовым голосом:

– Назад, не подходить! Кто сделает шаг вперед, того я уложу на месте. Подло убивать невинного человека. Я дешево свою жизнь не отдам, и вы за нее мне заплатите немалой кровью!

Он размахивал шпагой перед собой; нападавшие отступили, но со всех сторон раздались угрожающие возгласы:

– Коли его мечом!.. Выбейте у него оружие!.. Это наемник проклятого кардинала!.. Он должен был охранять убийц!..

Монтесекко отбил несколько направленных на него мечей и закричал:

– Я не имею ничего общего с убийцами… Это вы убийцы, если хотите пролить кровь невинного человека. Ведите меня на суд… Я дам ответ и докажу мою невиновность… Назад! Или я буду рубить!

Толпа опять отступила, но голоса гудели, как рычание хищника, готовящегося к прыжку.

Высокий, плотный мужчина из цеха чесальщиков выступил вперед, говоря:

– Капитан прав, его вина не доказана, хоть он и имел сношения с преступниками… Благородный Лоренцо сам предостерегал нас против незаконного возмездия. Если он хочет предстать перед судом, то наша обязанность свести его в синьорию и передать совету.

Кое-где раздались слова неудовольствия, но толпа все-таки послушалась мастера из такого почтенного цеха. Шум стал утихать.

Монтесекхо вложил шпагу в ножны и сказал:

– Я подчинюсь решению совета… и верю вашему слову, – добавил он, обращаясь к чесальщику.