— Тайрен, не строй из себя дурака! У меня нет ни влиятельной родни, ни любви народа и придворных, ни родословной, ни… ничего, что должно быть у императрицы.
— У императрицы Од их тоже не было, а она — одна из величайших женщин в истории, пусть и южной.
— Это было давно и неправда, — буркнула я, наклоняясь над ребёнком.
— Почему неправда? — удивился Тайрен. — И трёхсот лет не прошло.
— Тайрен, брак императора — решение политическое. Оно должно нести какие-то выгоды. А что ты выиграешь, сделав меня старшей женой?
— Тебя, — очень серьёзно ответил он, — и себя. Ты — мой лучший друг, ты понимаешь меня, как никто. Ты одна стоишь кучи советников и друзей. Я просто хочу воздать тебе по заслугам.
— Мне очень приятно это слышать, но я буду у тебя, и став просто одной из жен.
— Так значит, против того, чтобы войти в мой гарем, ты больше не возражаешь? — коварно спросил Тайрен. Я поморщилась, махнула рукой и дала сыну костяную уточку, которую он тут же сунул в рот. Вспомнился анекдот про покраску стен Кремля в синий цвет: «Так и знал, что по первому пункту вопросов не будет…»
— Что до выгод, — добавил император, — то от брака с Мекси-Цу их тоже нет. Матушка выбрала её лишь потому, что сочла самой удобной. А так императрицами становились кто угодно. Даже уличная певичка однажды.
— Тайрен, — я вздохнула, — дело даже не в этом. Я просто не хочу становиться императрицей. Я в жизни не управляла даже маленьким поместьем, где уж мне управиться с целым Внутренним дворцом.
— Да ну? А твой управляющий говорит, что ты очень даже неплохо взялась за дела подаренных тебе отцом владений.
— Шэн Мий? Ты его видел?
— Ага, видел и говорил. Ещё в монастыре Цветущего Леса.
— Я всего лишь проверяла бумаги.
— Так императрица именно этим и занимается. Не думаешь же ты, что она сама ходит по кухням и кладовым?
— А ещё она занимается целой кучей обрядов и церемоний, в которых я мало что смыслю, и словечка не может сказать без того, чтобы оно не было услышано, десять раз перетолковано и принято как руководство к действию. Да что там словечко, каждый жест, каждый взгляд. Я уже устала от дворца и от того, что живу в нём под неусыпным надзором, а у императрицы этого надзора в десять раз больше. Когда я узнала об отречении его величества, у меня первая мысль была: ну наконец-то я от всего этого отдохну. А ты опять хочешь швырнуть меня в самую пучину.
Тайрен помолчал, внимательно глядя на меня. Я тоже молчала, машинально покачивая колыбель.
— Так значит, ты отказываешься, — наконец сказал он.
— Да. Не от тебя — от трона.
— И ты хочешь, чтобы императрицей всё же стала Мекси-Цу?