– Почему ты не пришла ко мне, когда у тебя появились вопросы? – строго спросил он.

– Потому что была дурой. Я поверила Романову, когда он рассказал мне, как ты забрал у него Ильченко. Поверила, что ты что-то скрываешь, и подумала, что не услышу от тебя правды. В этой ситуации я просто кретинка, пап. Мне кажется, я влюбилась в него, потому что он меня спас тогда… Может, я слишком вознесла его в своих глазах? Да, наверное, потому я поверила ему больше, чем тебе – я пошла на поводу у своих гормонов. И теперь сожалею. Прости меня, если можешь.

Для начала это было неплохо, но Владов ожидал услышать чуть больше. И когда вскоре Аня продолжила, он услышал как раз то, что хотел.

– Когда мы были в Луганске – тогда, когда он летел с нами в вертолете, – продолжала Аня. – На следующий день я встретилась с ним. На складах. Мы стали разговаривать и когда речь зашла о «Рассвете», мы ушли в такое место, где никто не мог нас подслушать. Там мы были только вдвоём, говорили о всяком: о нас, об эпидемии, и о «Рассвете» в том числе. Там я проверила свои чувства, позволила себе зайти дальше, чем обычно, и поняла, что всё это была ложь. С самого начала я обманывала себя. Я была слепа. Я спутала небо с отражением в воде.

Она замолчала, обдумывая дальнейшие слова.

Молчал и Владов. Собеседники всегда начинали нервничать, когда он молчал. Он специально делал это. Хотел, чтобы люди начинали паниковать, не зная, что он думает о сказанном ими. Паникуя, стараясь угадать его настроения и взгляды и подстроиться под них, стараясь занять «правильную» позицию, они показывали свою истинную сущность и настоящие взгляды, раскрывались для него. Те же, кто умел себя контролировать, в зависимости от степени лояльности, относились либо к надёжным, либо наоборот, к подозрительным категориям. Судьбы обеих были диаметрально противоположными.

Аня не паниковала.

– Я хочу восстановить твоё доверие, – она говорила спокойно и похоже, что искренне. – Ты – мой отец. Мы – одна кровь и я люблю тебя. Я много думала о том, что натворила, и почему ты поступил так, как поступил. Я раскаиваюсь в этом, но зато я поняла тебя и больше не осуждаю. Ты был прав – мы должны служить общему делу. Нашему делу. Ведь то, что ты делаешь – ты делаешь это и для меня тоже.

Владов выслушал дочь до конца, не перебивая, но что ей сказать пока что не решил. У него не было решения по ней. Не было понимания, что с ней делать. Разумеется, он не собирался её так просто прощать и ни в коем случае не планировал снижать свою бдительность по отношению к ней, но, возможно, Аня действительно сможет оказаться полезной.

Не то, чтобы ему сильно нужен был Романов или он считал его опасным или ценным ресурсом. Однако за Романовым стоял Павел Гронин, потенциально крайне опасный игрок, чьи умения, нестандартное мышление, непредсказуемость и своенравность уже были довольно широко известны. Гронин готовил серьёзную армию, маленькую, но профессиональную, и готовил хорошо. Как он собирался её использовать? Это главный вопрос, который интересовал многих, но в «Булате» заявили, что контролируют его и что он нужен, значит, предпринять открытые превентивные меры против него нельзя.

Гронин показал, что силён в анализе информации и умеет практически из ничего выжимать максимум. Тут, конечно, нужно отдать должное и самому Романову – парень молодец. Сумел в своём возрасте сколотить и удержать в узде хорошую боевую группу, да и головой пользуется не так уж плохо, иначе Гронин не использовал бы его, как инфильтрационный отряд, способный действовать автономно и далеко от базы. Вот эти их непонятные задачи, почти успешные поиски «Рассвета»… Для чего? Вряд ли Гронин настолько глуп, чтобы тратить силы и копаться в эпидемии, но тогда зачем ему «Рассвет»? Что он будет делать, когда наладит с ними контакт? А если не наладит – что тогда?

Ответ на эти вопросы могло дать только время, а ждать Владов хоть и умел, но не любил. Возможно, через Аню он сможет получать информацию о действиях отряда для особых поручений Гронина, и таким образом будет хотя бы отчасти в курсе того, чем он занимается.

– Я все ещё не понимаю, как ты собралась мне помочь, – такими словами он решил подтолкнуть Аню к дальнейшим объяснениям.

Лицо Ани обрело её обычное выражение лёгкой надменности и уверенности в себе. То выражение, к которому Владов так привык, которое было её настоящим лицом. Наконец-то. Владов не любил, когда люди вели себя не так, как всегда, надевая маски или даже делая это по каким-то природным причинам – в таких случаях ему всегда казалось, что его намереваются обмануть.

– Луганск показал мне реальное положение вещей. Я поняла, что Романов для меня ничего не значит, и хотела уже забыть о нём, но потом сопоставила твой разговор с Генрихом и тот уровень отношений, которые я установила с Романовым… Короче, я могу использовать его доверие для того, чтобы управлять им. Я могу направить его туда, куда нужно тебе. Да и вообще – хватит мне заниматься ерундой. Пора занять своё место возле тебя. То самое, которое свободно с тех пор, как погибла мама.

Владов давно похоронил это, пережил и спрятал пустоту, возникшую у него в душе после гибели жены. Теперь Аня напомнила ему Марину, достала эту пустоту, запустила в неё свет. Владов чуть заметно мотнул головой, отгоняя призраки прошлого.

– Интересно. А как же «Рассвет»? – поинтересовался он.

– Подождёт. Я думаю, что ты и сам мне всё расскажешь, когда придёт время, правда? Нужно было сразу обратиться к тебе.

Владов опустил взгляд и одобрительно кивнул, но что именно из сказанного он одобрял – знал только он сам. Аня выждала немного, но не получив ответа, сама задала вопрос.

– Так что скажешь? Ты принимаешь меня в свою команду?