Византия не смирится с тем, что проиграла.
«Что ж, надо быть готовым и к этому, – царь провел ладонью над картой, дождался, пока она погаснет и скрутится в рулон. Порыв ветра подхватил сверток, отнес в шкаф. – Катерина выиграла для меня время. Время – бесценный дар. И я не буду им пренебрегать».
Он с силой сжал ладони, выпустив из них огненный шар-светозар. Проговорил ему:
– Буди вяжущие путы.
Светозар, мигнув ярко-зеленым, медленно погас, будто остыл, покрывшись тонкой коркой ледяных кристалликов. И осыпался к ногам царя. Мелкий песок растаял, не успев долететь до ковра.
Мир богов покрыла, прорастая из земли, тончайшая паутина – невесомые пылинки, подвешенные в воздухе, смешавшиеся с росинками или дождевыми каплями с одной только целью – уловить недобрые мысли, направленные на того, кто разбудил их. Уловив – полыхнет огнем и обратит их против обидчика.
Волшба древняя, вездесущая, потому что исконная, как сам ветер и воздух, им гонимый. Но, как любая волшба, недолговечная. Минует три дня, как от пут не останется и следа, а чтобы собрать новые, потребуется немало времени и сил.
Три дня, которые он попросил у дочери.
Три дня, которые он выпросил у магов времени и самого Хаоса.
Три дня, чтобы предотвратить войну, которая может разрушить все три мира – Явь, Навь и Правь.
Глава 9
Странный турист
Первое, что он почувствовал, – это головная боль: она сжимала виски, опутывала плечи и спускалась от затылка вниз по позвоночнику, к крестцу. С трудом пошевелившись, понял, что последнее, вероятнее всего, из-за затекшего и замерзшего тела – поясницу свело от холода, что-то острое безжалостно упиралось в колено.
Данияр с трудом разлепил веки, приподнялся и… онемел.
Он лежал на камнях. Возле него, словно зубы в акульей пасти, громоздились битый кирпич, крупная галька и булыжники разных размеров, но одинаково пыльные. Данияр нахмурился: он точно помнил, что заснул накануне в постели. Помнил простое деревенское убранство дома, вкусную еду. Помнил пожилую хозяйку, словоохотливого Джафара, ее сына… Сейчас он находился в полуразрушенном строении, в котором почти не осталось никакой мебели, кроме разломанных стульев, грудой сваленных в углу, да старого, в труху изъеденного временем и дождями перевернутого стола без ножек. Фактически это было даже не строение, а его угол – две стены. От остальной части дома остались только провалы, открывавшие вид на ущелье и синевшие за ним острые шпили Кавказа, и несколько булыжников.
Данияр посмотрел вверх и вместо крыши увидел ясно-голубое небо.
Вот это фокус, конечно. Подобрав ноги, он сел.
В метре от него, точно в том месте, где ночью находилась кушетка, ставшая ему постелью, спал Ильяс. Подложив под голову локоть и поджав ноги к груди в попытке согреться, он тихо посапывал. Тревожно подрагивали длинные пушистые ресницы, губы бормотали что-то неразборчивое.
Данияр осторожно толкнул парня:
– Эй. Ты что-нибудь понимаешь?