— Волшебное слово.

— Спасибо, милый, — с тихим слабым смешком.

— Не то говоришь, — посмеялся он, словно смех этот выдохнул.

— Я знаю, — и она, удушливо посмеявшись, поцеловала.

Мажарин сдавил руками ее голову. Твердо прижался ко рту, глубоко скользнув в него языком. Так горячо у нее. Жарко. Он хотел быть там, войти и коснуться этого жара. Шелкового влажного языка. Нежной щеки изнутри, твердого неба…

Прямо сейчас. И, наверное, умереть от этих ощущений.

Марина оторвалась и зашептала:

— Я очень хочу, чтобы тебе было хорошо, очень хочу… — Мягко и широко лизнула шею.

Всосала кожу с поцелуем. И плевать, что засос будет на видном месте.

Она хотела. Да, очень. Горела желанием получить его удовольствие.

Разбить его в нем. Умертвить и оживить. Руками, губами. Горела, как безумная…

Сдвинулась с него, все еще чувствуя свою слабость. Сползла вниз по крепкому телу.

Погладила его. Нежно. Сомкнула пальцы у самого основания и чуть сжала.

Дыхание у Мажарина оборвалось, и живот свело судорогой предвкушения.

Обхватив губами головку, слизнула обильную влагу. Прошлась языком по всей длине. Убрала руку, горячо и туго вобрав его в себя. Медленно ласкала, быстро доводя до сумасшествия. Без рук. Только губами и языком.

Заставляя запрокидывать голову и вжиматься в постель от накатывающих судорог. От нежности и твердости. От жара. Того самого. Глубокого, до стенки глотки.

Что-то прошептав, неразборчивое сладко-бредовое, погладил ее щеку. Низко застонал.

Она застонала тоже. Едва слышно. И этот тихий звук, прокатившийся по телу вибрацией, убил последние остатки самоконтроля.

Жар захлестнул, пробивая новым потом. Стиснув зубы, Сергей внезапно вздрогнул.

Хотел оттолкнуть от себя, но Марина перехватила руку, и он, не сдержавшись, чуть выгнулся. Глубоко толкнулся ей в рот и кончил, взрываясь каждой клеточкой своего тела.