— Почему они так решили, — удивился Берг, — и в чем заключается эта дискриминация?

— Они утверждают, — продолжил Сталин, — что в вашем институте очень мало работников еврейской национальности.

Голос Сталина был спокоен и ровен, но хорошо изучивший его за эти месяцы Андрей понимал, что вождь доволен. Понимал и причину. Столь открытое выступление обозначало, что проникнуть в тайны их института сионистам с англичанами пока не удалось, и они решили использовать последний способ. Хотя нужно быть очень самоуверенным, чтобы пытаться говорить со Сталиным с позиции силы, кажется товарищи никак не могут забыть свое всесилие двадцатых-тридцатых годов. За спиной еврейской делегации приоткрылась дверь и в кабинет тихо вошел Берия. Он присел на стуле, стоящем около стены и прислушался к разговору. Чувствуя, что кто-то вошел, напрягся Михоэлс, но оглянуться в присутствии Сталина не решился.

Андрей решил взять инициативу в свои руки и решительно поднялся, пока профессор Берг не решился сам отвечать на заданные вопросы.

— Разрешите мне ответить, товарищ Сталин? — Спросил разрешения Андрей, Сталин кивнул ему и Андрей продолжил. — Я являюсь представителем Политбюро при институте и подобные вопросы предназначены прежде всего мне, а не директору института. На данный момент среди сотрудников института, а их сто тридцать три человека без обслуживающего персонала, числятся. Украинцев шестнадцать человек. Белорусов семеро. Немцев пять человек. Один швед. — Он кивнул в сторону профессора Берга.

— Да какой швед! — Отмахнулся рукой Аксель Иванович. — Русский я, Андрей Николаевич.

— Два татарина, один казанский, один сибирский. — Продолжил доклад Андрей. — Один латыш. Поляков трое. Один армянин. Евреев пятеро. Остальные русские. Как видите, товарищи, полный интернационал. Не хватает только представителей Средней Азии.

— Это хорошо, что вы владеете информацией, товарищ Банев. — Сказал Сталин. — Но может быть, представителям еврейского народа досталась грязная, тяжелая, неквалифицированная работа? — В голосе Сталина сквозила откровенная издевка. — Что вызвало негативную реакцию товарищей из Общества Еврейской культуры?

— Никак нет, товарищ Сталин. — Андрей старательно вытянулся под взглядом вождя. — Все пятеро работают по специальности, инженерами.

— Так чем же вы недовольны? — Обратился Сталин к еврейской делегации.

Ландау испуганно дернулся от этих слов, скосил глаза на Михоэлса, но тот молчал. Вместо него поднялся Фефер.

— Товарищ Сталин, мы не жаловались, что представителям нашего народа предоставили работу не по квалификации. Мы вообще не знаем, чем они там занимаются. Все пятеро категорически отказались не только рассказать нам о работе, но и даже встретится с нами. И запретили членам своих семей общаться со своими еврейскими родственниками. Вы заметьте, только с еврейскими. С остальными, у кого они есть, конечно, они общаются.

— В вашей формулировке звучит, что ваших соотечественников "мало"? — Продолжил беседу Сталин. — Не могли бы вы пояснить эту формулировку?

— Конечно, мало. Мы все слышали, что их только пять человек на весь институт! — Удивился непонятливости вождя Фефер.

Андрей почувствовал, как внутри разгорается злость. Он посмотрел на Сталина и спросил:

— Может быть уважаемый поэт объяснит мне: а почему их представителей должно быть много?

— Но всей стране известны заслуги еврейских ученых в развитии советской науки! — С пафосом продолжил Фефер. — Мы думаем, что они могли бы принести пользу и в вашем институте. И малое количество представителей нашего народа в вашем учреждении говорит о том, что им не доверяют. А что это, как не дискриминация?

— В таком случае, в первую очередь нужно рассматривать жалобы узбеков и киргизов, представителей которых в нашем институте вообще нет. — Усмехнулся Андрей.

Кажется он угадал с фразой. Ибо Фефер обиделся и с не меньшим пафосом продолжил.

— Но мы ведь говорим о представителях культурных народов, а не каких-то дикарей! — Возразил ему Фефер, повернулся к Михоэлсу за поддержкой и поперхнулся своими словами, увидев лицо своего соратника. Выражение праведного гнева медленно сползало с его лица, он краснел, понимая что ляпнул лишнее.