«Незачем.- Серёга помотал головой. — Теперь Маяк сам будет указывать путь, даже когда выключен фонарь. Твоя забота — не пропустить прибытие гостей. Для этого — вот, держи!»
И подал Казакову очки — с круглыми стёклами, в простой проволочной оправе. "Такие — объяснил он, — носят все Маячные Мастера. Их стёкла не оптические, но и не совсем обычные — они позволяют видеть отражённый свет Истинного Маяка, Да ты попробуй, надень, сам увидишь…
Казаков послушно нацепил очки на нос — и… зеркало сияло мягким белым светом, и вырывающийся из него луч пропадал где-то за горизонтом, за серой гладью озёрных вод. «Если из Зурбагана к нашему Маяку выйдет корабль — сказал Сергей, — луч приобретёт золотистый оттенок, который станет гуще, по мере его приближения, а в момент выхода из Фарватера снова станет белым. А когда он отправится в обратный путь — всё повторится в обратном порядке, луч снова приобретёт чисто белый цвет, когда судно выйдет из Фарватера на другой стороне, в Маячной гавани. А маячный мастер, то есть ты — он похлопал Казакова по плечу, — должен вносить в журнал все прибытия и отбытия судов через фарватеры. Ну, и если понадобится — помогать командам. И учти, чтобы Маяк официально считался рабочим — надо зарегистрировать его в Реестре Лоцманской Гильдии — и сам Маяк, и ведущий к нему Фарватер. Этим я и займусь, не откладывая. Ну а когда приеду в следующий раз — нам много чего придётся обсудить…»
Именно этим — обсуждением ближайших и не очень планов они и занимались сейчас, под ненавязчивый аккомпанемент потрескивающих в печке поленьев, завывающей за стенами январской метели, да посапывающей на своём матрасике Коры. Сергей ещё в прошлый раз оставил собаку на Бесовом Носу вместе со «Штральзундом». «Будет с кем поговорить, — сказал он, ухмыльнувшись, Казакову, — заодно присмотрит за тобой… и за нашей находкой. А я пока попробую выяснить, что это может быть такое».
Загадочный предмет пылился в углу под брезентом с самого сентября. Сергей настоял тогда на том, чтобы спрятать находку до поры до времени, и спрятать понадёжнее. А что может быть в этом плане надёжнее далёкого медвежьего уголка в мире, куда не хотят по Фарватерам корабли?
II
«…Первый рейс с Валуэром, в который я отправился в качестве ученика Лоцмана, выдался на редкость бесцветным. Отправились мы сразу после моего возвращения с Бесова Носа; пункт назначения — один из Внешних Миров, торговля с которым велась уже несколько веков. "Квадрант» остался дожидаться в Зурбагане, мы же погрузились на купеческое судно, который предстояло сначала провести по Фарватеру до пункта назначения, а потом точно так же вернуть обратно.
Здесь я в полной мере оценил, каким уважением пользуются члены Гильдии Лоцманов. Даже передо мной, всего лишь учеником, капитан «Крокодила» (такое название носил парусник) чуть ли не раскланивался при каждой встрече — что уж говорить о моём наставнике! Когда он поднимался на шканцы, там воцарялась почтительная тишина, матросы торопливо стягивали плоские шапки, украшенные красными, на французский манер помпонами, а офицеры каменели лицами и вытягивались во фрунт. Каюту нам отвели саму лучшую, двухместную — как объяснил Валуэр, подобные «лоцманские» апартаменты имелись на всех судах, регулярно путешествующих через Фарватеры.
Трюмы судна, трёхмачтового парусника водоизмещением около восьмисот тонн, были доверху забиты бухтами корабельных канатов, железом в слитках, досками и бочонками со смолой. Состав груза, вместе с конструкцией самого судна — многоярусный ют, сильно заваленные внутрь борта, прямое парусное вооружение с блиндом и бом-блиндом на бушприте — живо напомнили мне о голландских, ганноверских и английских купцах, торговавших в петровские времена с Россией через порт Архангельск. Тем более, что и пункт назначения оказался соответствующим — городок в устье большой реки, впадающей в неспокойное студёное море. Город был застроен сплошь кирпичными и каменными зданиями непривычнойархитектуры — с плоскими крышами, края которых были на китайский манер загнуты вверх, и глинобитными зубчатыми стенами вокруг богатых дворов. На окраине городка размещался шумный рынок, примыкающий прямо к устроенным на реке пристаням; там мы и выгрузили товары, наполнив трюмы мешками и ящиками, распространявшими сильные, въедливые, тревожащие ароматы.
Валуэр объяснил, что этот груз — ароматические смолы, сушёные травы и экстракты редких растений, — предназначен не для продажи в Зурбагане, а для торговли с одним из Внешних Миров, где эти вещества используются в тамошней медицине. В Зурбагане, объяснил Лоцман, категорически не поощряется применение «привозных» сильнодействующих веществ — были печальные прецеденты, последствия которых пришлось долго и мучительно расхлёбывать. Урок был выучен — и теперь маячный Мир потребляет, разве что, некоторое количество безобидных специй, да отдельные виды алкогольных напитков, доставляемых через Фарватеры. Всё остальное, будь то лекарственные снадобья, дурманящие вещества, курительные смеси — попадают исключительно в категорию транзитных грузов, которые следует держать на специально для этого предназначенных складах и ни в коем случае не допускать в торговый оборот.
Рейс не затянулся. Те три дня, пока экипаж возился с разгрузкой-погрузкой, приводил в порядок разболтанный вихрями Фарватера рангоут, принимал запасы воды и провианта, мы с Валуэром провели на берегу. Смотреть тут было особо не на что — разве что, вгоняла поначалу в оторопь наружность аборигенов. Ярко-оранжевая кожа, пронзительные зелёные глаза, рост сильно за два метра, длинные пальцы с лишним суставом — всё это наводило на мысль о нечеловеческом происхождении. Так оно и оказалось: правда, к югу по побережью, как рассказал Валуэр, имеется несколько поселений, населённых выходцами из других миров и даже из Зурбагана, но вся торговля через Фарватеры идёт через этот вот порт. Мы встречали на улицах обычных людей — они выделялись среди аборигенов малым ростом, светлой кожей и платьем, напоминающим бедуинские накидки. Занимались они здесь в-основном кораблестроением и обработкой металлов, так что большая часть доставленного нами груза в итоге попадёт к ним — после того, как здешние долговязые купцы снимут свою маржу.
Что ещё рассказать? Да, пожалуй, нечего — разве что о превосходном пряном ликёре, которое подавали в портовой корчме. Там мы и провели почти всё время, отведённое на посещение города; назад, на «Крокодил» я попал в состоянии сильнейшего похмелья (пряный ликёр оказался на редкость коварен) и Валуэр, поворчав, запер меня в каюте — чтобы, как он выразился, «гнусным своим видом не ронять авторитета Лоцманской Гильдии». Окончательно я оклемался уже на рейде Зурбагана — и, получив положенную мне, как помощнику Лоцмана плату (весьма, надо сказать, щедрую), сошёл на берег. После чего взял фиакр и отправился прямиком на Смородиновый переулок, под гостеприимный кров матушки Спуль…"
"…Сюрприз — Валуэр исчез из Зурбагана. Не внезапно, конечно, предупредил честь-по-чести, наставник всё же… Куда именно едет — не сказал, оговорившись срочными лоцманскими делами, которые могут потребовать недели полторы две.Перед отбытием он представил меня одному из смотрителей библиотеки Лоцманской Гильдии. Передо мной стояли две задачи: во-первых, освоить местный язык до уровня хотя бы повседневного общения и способности читать несложные тексты, а во-вторых — попробовать узнать что-то о нашей с Петром находке. Браться за вторую задачу, не решив первую, смысла не имело. А потому я с утра до вечера просиживаю в читальном зале за доской-переводчиком и пачкой книг на русском языке — в бездонных фондах (буквально бездонных, книгохранилища уходят на много уровней вниз, в скальный массив, на котором стоит здание Гильдии) нашлись и такие.
Язык, на котором говорят в Зурбагане, да и во всём Маячном Мире, даётся мне на удивление легко. Собственно, он с самого начала он показался мне смутно знакомым — эдакая смесь из латыни, французского и, то ли ирландского, то ли ещё какого-то языка с отчётливо кельтскими корнями. Наверное, именно так звучал когда-то окситанское и провансальское наречия, язык трубадуров, который медиевисты называют «лэ». Конечно, всё это не более, чем досужие рассуждения: лингвист я никакой, на ирландском не знаю ни слова, а на латыни, французском и итальянском — хорошо, если десяток-другой фраз. Но если это моё предположение справедливо — впору всерьёз задуматься о происхождении как языка, так и самого этого мира. А заодно — и сети Фарватеров, которым он обязан своим существованием.
Увы, в книгах, которые я в состоянии сейчас читать, ответов на такие вопросы не было, поговорить на эту тему в отсутствие Валуэра не с кем — значит, придётся отложить на потом. А пока — надо поскорее учить язык, без него я тут и шагу не сделаю…"
"…Как известно, лучший способ осваивать незнакомый язык — это брать уроки у его носительницы, в обстановке скорее интимной, нежели академической. В этом плане Зурбаган с его припортовыми кварталами и тавернами предоставляет массу возможностей, однако прибегать к ним я не торопился. Мне нужна была не случайная партнёрша на ночь-другую, да ещё и купленная за деньги — нет, я хотел найти женщину умную, не чуждую искусству, литературе, лучше всего, вдову, желательно, молодую и привлекательную. Беда в том, что я совершенно не представлял где её искать, и вообще, не имел ни малейшего понятия о местных обычаях, связанных с флиртом, способами ухаживания и (что немаловажно!) условностями и разнообразными табу в области лёгких и не очень отношений между полами. И тут на помощь мне пришёл случай…
…В то утро я явился в библиотеку особенно рано; день выдался жаркий, душный, к вечеру ждали грозу — но пока она собиралась где-то над горным хребтом, подпирающим Зурбаган с севера, я уже потерял всякую способность соображать. Часы (огромные монументальные, возвышающиеся маячной башней в торце библиотечного зала) только что отзвенели два пополудни, и я решил, что на сегодня с меня довольно. Запер книги и доску-переводчик в отведённый мне шкафчик, попрощался со смотрителем и отправился на Улицу Полнолуния, намереваясь сперва со вкусом пообедать, а потом сходить на море и искупаться. Обычно я делал это поздно вечером, освежаясь после долгих часов, проведённых в читальном зале. Но на этот раз решил изменить привычке, и отправиться на городской пляж сразу из «Белого дельфина»
Летние сумерки только начали сгущаться над Зурбаганом. На Эспланаду (так называется широкий бульвар вдоль береговой линии, от припортовых кварталов и до основания Маячного Мыса) высыпали парочки и группки прогуливающихся горожан; повсюду звучала музыка — духовые оркестры, дуэты, квартеты, исполнители-одиночки и даже ветхозаветные шарманщики — на плече одного сидел огромный красно-зелёный попугай. Я фланировал по Эспланаде, наслаждаясь вечерним солнышком, теплом, лёгким ветерком с моря, напоенным запахами водорослей и свежей рыбы — когда с одной из летних веранд донеслась знакомая мелодия.
От неожиданности я споткнулся на ровном месте и едва не растянулся на потеху прогуливающейся публике. Честное слово, это был вальс «На сопках Манчжурии!» Веранда, откуда звучала музыка (скрипка, мандолина и саксофон, щемящее до слёз сочетание!) была пристроена к крошечному трактирчику; я вошёл, подал шляпу и тросточку (этими пижонскими аксессуарами я обзавёлся ещё в прошлый визит в Зурбаган), устроился за столиком у парапета, откуда открывался роскошный вид на гавань, и заказал кофе.