— С чего ты решила, что она у себя? — я с сомнением покосилась на юную графиню. — Может, зайдем позже?

— Глупости, — отмахнулась Лоррейн. — После обеда тетушка всегда отдыхает за чтением. Наверное, просто надо постучать погромче.

Но не успела она как следует примериться к двери воздушной волной, как послышался перестук каблуков. Лорри торжествующе сверкнула глазами — «ну я же говорила». Шаги замерли за дверью, но открывать нам никто не спешил.

— Ты одна? — требовательно спросил голос баронессы.

— С Эверли.

— Хорошо.

Несколько секунд тишины — и дверь распахнулась. Камеристка, миловидная девица в темном платье с белым передником, пропустила нас внутрь.

— Леди Вудверт, — торжественно проговорила она. — К вам графиня Лоррейн Хенсли и мисс Эверли.

Я едва удержалась от изумленного вскрика. Из глубокого кресла поднялось… нечто. Снизу диковинное существо выглядело вполне прилично — темно-зеленое платье с синеватым отливом, несколько метров изящного кружева и тонкие белоснежные перчатки, обтягивавшие пухлые пальцы. Глубокий вырез открывал выдающуюся грудь. А выше…

Начиная от ключиц, кожу баронессы усеивали крохотные зеленые перышки. На шее они были не больше ногтя, но к щекам становились все длиннее и пышнее, пока не распускались на лбу и висках высоким плюмажем, напоминавшим павлиний хвост. Подбородок, нос, скулы — все было скрыто за непроницаемой маской, переливавшейся на свету всеми оттенками зеленого и синего. Лишь губы, полные и алые, и живые зеленые глаза, немного напоминавшие изумрудный взгляд Лорри, казались человеческими на странном и удивительном лице женщины-птицы.

Конечно же, все в Империи — и даже в нашем провинциальном приюте — знали, что при дворе не было принято показывать лица, и за три недели, проведенные на Дворцовом острове, я уже видела людей в масках. Но никогда — так близко, что можно было разглядеть каждое перышко. Над созданием масок трудились лучшие императорские стихийники и маги разума. Иллюзия была совершенной — представить, как выглядела под слоем пуха и перьев леди Тэмзин Вудверт, немолодая статс-дама, попавшая к императорскому двору ещё при матери Солнцеликого, было абсолютно невозможно.

Чего уж говорить о самом Императоре и его сиятельной супруге. «Солнцеликий» и «Луноликая» не были пустыми словами. Ослепляющий свет и камень силы, переливавшийся всеми цветами магии — вот и все, что мы знали о внешности правителя Айоны. Никто и никогда не видел Императора без маски. Да и для многих придворных карнавальные образы со временем стали сродни второй коже.

— Ты очень вовремя, моя милая Лоррейн, — плюмаж из павлиньих перьев качнулся, повторяя кивок баронессы. Леди Тэмзин благосклонно приняла платок с котенком и повелительно махнула рукой, приглашая нас устроиться на диване напротив. — Мне как раз доставили твою маску для дебютного выхода.

— Правда-правда? — глаза юной графини загорелись идеально отрепетированным энтузиазмом. — Вы ведь покажете ее нам, тетушка? Хоть одним глазком бы взглянуть. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Леди Тэмзин окинула племянницу покровительственно-снисходительным взглядом.

— Что ж, полагаю, большого вреда от этого не будет, — разрешила она. — Нужно же посмотреть, насколько хорошо наложена иллюзия, чтобы во время представления дебютанток Луноликой не случилось какого-нибудь досадного конфуза. Все должно быть идеально.

Несмотря на почтенный возраст — по словам Лорри, ее тетушка провела при дворе не менее пятнадцати лет, верой и правдой служа прошлой Императрице, а после успела неудачно выйти замуж, удачно овдоветь и поучаствовать в воспитании любимой племянницы — баронесса не утратила ни стати, ни привлекательности. Пышное платье идеально сочеталось с сиреневой лентой фрейлины, которую статс-дама имела право носить до самой смерти, подчеркивая свой высокий статус. Вместе с лентой баронессе полагались личные покои, выделенное из императорской казны содержание и почетная маска Павы, служившая пропуском на все приемы, балы и маскарады — о большей удаче придворной сплетнице нечего было и мечтать.

Оставив нас разглядывать изображения котят, украшавшие стены гостиной, леди Тэмзин ненадолго скрылась в спальне, откуда вернулась минуту спустя с большой картонной коробкой. Вслед за ней показались три кошки — белая, рыжая и палево-серая. Две величественно расположились на подлокотниках хозяйского кресла, а рыжая, чем-то напоминавшая вышитого котенка, забралась ко мне на колени.

— Осторожнее, мисс, — предупредила леди Тэмзин, заметив кошку. — Лилу не очень-то любит незнакомцев. Если ей что-то не понравится, порванным рукавом и покусанными пальцами ты не отделаешься. Предупреждаю заранее, ибо слез, жалоб и уж тем более криков я терпеть не намерена.

Мы с Лилу обменялись недоумевающими взглядами. Животные всегда любили меня. Птицы охотно ели с рук зерна и хлебные крошки, а приютские цепные псы мирно виляли хвостами, когда мы с Мэрион тайком сбегали в город. Вот и рыжая зеленоглазая кошка, проигнорировав нелестную характеристику, данную ей хозяйкой, боднула лбом мою руку и доверительно заурчала, напрашиваясь на ласку. Я почесала ее за ухом, не встретив никакого сопротивления.