Эпилог

Эпилог.

Лед и пламя. Две стихии, между которыми в незапамятные времена был заключен крошечный огонек Надежды. С одной стороны, всегда был обжигающий холод. Вернее, отовсюду снаружи. Порой она даже не могла подойти к окнам без боязни отморозить себе что-то. Не говоря уж о том, что крылья после такого будет ломить — врагу не пожелаешь. С другой — не менее обжигающий жаркий огонь.

А снаружи шел снег. Там всегда что-то происходило — легкие пушистые перья, или тяжелые хлопья замерзшей белой воды. Или вовсе настигала снежная буря. Несколько раз она была настолько сильна, что полностью закрыла собой стекла. И несколько дней подряд ей казалось, что началась бесконечная ночь. Пока свет не вернулся вместе с ураганом, разметавшем снег почти до самого серого камня.

Для каждого из таких явлений у нее было свое собственное название, и целая коллекция из запечатленных на холсте погодных явлений. Нужно же на чем-то тренироваться рисовать, если хочешь однажды нарисовать целую историю. Когда-нибудь она исчезнет, но оставит после себя сказку, которая… Нет, не покорит мир, но обязательно кому-то понравится. Ладно, здесь в любом случае больше особенно нечем заняться.

С другой стороны, было пламя. Ее друг, охранник от мира бесконечного холода, ее собеседник и ее маленькое ручное чудо. Ржавый генератор древних, работавший по ее мнению, волшебным чудом, обогревал сердце стеклянной вершины вросшей в камень башни волшебника.

Не смотря на обманчиво изношенный вид, и на казавшееся безобидным горящее внутри пламя, температура вокруг него достигала почти семидесяти градусов. Таким образом ей, словно планете, приходилось всегда находиться на орбите в обитаемой области своей звезды. Мир, спрятанный между холодом внешнего мира и жаром потрепанного генератора.

Каждый ее день годами был наполнен одним и тем же. Фантазии, невероятной красоты сны и когда спать становилось совсем невозможно, рисование. Тогда она призывала чудом вспомненным заклятием основные краски и принималась смешивать их прямо на полу. В одном месте как раз находилось несколько выбоин, отлично подходящих, чтобы развести воду.

Вода была ее вторым увлечением. У каждого вида снега, проникавшего сюда водой, капавшей с крыши над генератором, был свой собственный неповторимый вкус. Одно время она даже коллекционировала их. Но потом забыла где что, запуталась и решила смешать. Ох и напилась же она тогда! Даже почувствовала себя пьяной. Хоть речь и идет о простой воде.

А еще, если неожиданно заглянуть в лужу, когда вода не готова, можно поймать в ней картины из далеких мест внутри башни или рядышком с ней. И если уж такую картину поймаешь, вода тогда уже не противится, и позволяет досмотреть все до конца.

Раньше она так не часто игралась. Мертвый мир за пределами тусклого света старого генератора может быть красив, но слишком уж однообразен, если наблюдать за ним десятками лет подряд. Но когда в одной из таких картин краешком глаза увидела огонек жизни, стала как одержимая ловить каждое отражение в луже.

Огоньков по началу было много. Столько, что она не поверила собственным глазам. Откуда бы в мире бесконечной зимы взяться хоть живому созданию? А тут сразу столько! Но увы, почти сразу они начали гаснуть. Одна за другой искорки жизни, что она могла чувствовать и отслеживать своей силой, исчезали во мраке нижних уровней башни.

Две искорки смогли удрать. Одна испугалась, а за другую все решила магия. Но остальные перегорали прямо на ее глазах.

— Огонек, неужели та жизни, что я чувствую отсюда, сейчас исчезнет бесследно?

Высокая светловолосая девушка с глазами цвета серых камней под прозрачными водами зимней реки подняла голову от покрывавшейся ледяной коркой небольшой лужи. С пару биений сердца прекрасное существо слушало отголоски собственного голоса. Затем она зачерпнула немного холодной талой воды из лужи и жадно выпила, сама того не заметив. Картинка на поде покрылась рябью и принялась менять очертания.

— Слушай, Огонек, а ведь это совсем рядом отсюда. Сама я никогда не смогу выйти, но кто сказал, что никто не сможет войти внутрь, ко мне?

Внезапная догадка прошибла ее током на грани допустимого к выживанию. На лбу выступил холодный пот. Когда она в последний раз считала дни своего вынужденного заточения, число было почти пятизначным. А сколько времени прошло после того?

Еще некоторое время она колебалась. В живых оставались две самые неправильные горящие искорки. Насквозь пропитанные злом. Но с другой стороны, смысл слова «злой» она уже позабыла, а вот что как это, когда собеседник тебе отвечает, попробовать ужасно хотелось. Огонек отвечает, увы, очень редко.

На каменном полу рядом с Огоньком стоял, едва шатаясь от ран, жутковатого вида беловолосый эльф с бессознательным человеком, покрытом искусной магической вязью. Оба пришельца отчётливо воняли кровью и пустотой. Совсем как в ее самом сокровенном сокровище — приключенческих книгах.

— А ты еще кто? — голос незнакомца был на удивление мягким. Было видно, что он раздражен и испуган. Но внутри сердца пустотника еще тлела нить ее родного аспекта стихии Света.