— Кстати, а ты уверен, что эти хреновины не залезут на алтарь? — задал он свой третий вопрос, и на сей раз довольно удачно.
Я хотел было кивнуть, но что-то в тоне и спектре эмоций друга заставило меня обернуться. И вовремя. А ведь я и не заметил, как в святилище стало вдруг тихо. Все монстры, конечности с лицами, люди-псы, гуманоиды, все не отрываясь смотрели на алтарь. На нас с Терми.
Волосы медленно поползли вверх. Почему они… почему все монстры вдруг застыли? У ног одного чучела до сих пор валялся недоассимилированный кусок плоти бандита, бывший еще недавно объектом вожделения половины присутствующих уродов. Что произошло опять? Это реакция на Терми? Или на нас обоих?
Ответом на этот вопрос послужил метательный нож, едва не воткнувшийся мне в горло. Лишь чудом я успел отклониться и отделаться лишь легким порезом. То, что осталось от Санги все таки обзавелось оружием и минимальным наборов конечностей для броска. Кровь в жилах опустилась еще на пол градуса.
Я собрал в посохе контролем доступный максимум манны и приготовился метать зелья с паровой плетью, не решаясь напасть первым. Может, все еще обойдется, если вести себя спокойно?
Или просто сила власти дочерей Смерти над этим храмом закончилась? И сейчас монстры готовятся наброситься на нас вновь? Быть может, за отведенное мне время я должен был просто бежать из храма без оглядки?
Послышался гулкий удар. Затем еще один и еще. В прошлый раз после такого на огонек заглянули сшитые из тел многоножки. Еще с таким стуком прыгают толстые трехметровые големы плоти. В любом случае, что-то должно было вот-вот произойти.
И произошло. Но снова совсем не то, что мы с возрожденным Терми могли бы предположить.
Дитя Хаоса. Уровень скрыт.
Так мир назвал прибывшее существо. Верхом на многоножке из тел когда-то разумных. Стройные эльфы, грубые мускулистые тела зеленокожих орков, все это и многое иное слилось в единый жуткий организм, сотни лет назад поселившийся в брошенном вымершими древними расами храме, посвященном павшей богине.
Спрыгнув со спины монстра, серокожая девушка посмотрела на нас своим единственным горевшим янтарным огнем по центру лба глазом. Затем, будто бы демонстративно, сделала несколько шагов назад, не отворачивая от нас свой взор, присела рядом с ошметками убитого Сердца Тьмы и громко завыла, словно убитая горем мать. Продолжалось это, казалось, минут с десять. При этом существо не открывала от меня глаз и не менялось в лице, от чего ее истеричная скорбь казалась странной и еще более зловещей.
Когда тварь неожиданно смолкла, словно бы резко выключила звук, по плечам двух последователей мертвых богов пробежались мурашки, заставляя отступить подальше от края алтаря.
Удивительной красоты гигантский поднос на руках у измученной богини Тишины, словно лакомое блюдо в ресторане, подсветился кровавым сиянием. Одновременно с исчезновением воя матери монстров, исчезли и все звуки вовсе. Поэтому никто бы не смог услышать крики ужаса и истошные, позорные уху любого воина мольбы, обращенные ко всем силам добра и зла.
С окончанием крика утраты, к неотрывно уставившемуся янтарному глазу Дочери Хаоса присоединились и десятки желтых шаров размером поменьше. Десятки щупалец монстра, теперь отчетливо напоминавшие мне жгуты Сердца Тьмы, имели существенное отличие: каждое щупальце твари оканчивалось собственным зрительным органом.
Вот только, как и в прошлую нашу встречу, новая хозяйка храма не стала натравливать своих слуг. По началу не стала. Зачем, если у пустых есть такая очаровательная слабость? Волны страха и ужаса, горечь потери, смешанная с чувством неотвратимости мучительного конца. Все это ложилось на благодатную почву. А значительное превосходство в уровнях делало посеянные чудовищем сорняки в мыслях новыми хозяевами разума.
Я едва успел выбить из рук бывшего вора кинжал, которым тот намеревался вскрыть себе горло. Его глаза были полностью невменяемы, а чувства источали такой порыв к саморазрушению, что даже мне захотелось причинить себе вред. И эти мысли усиливались. С каждым размеренным шагом матери монстров давление становилось все более невыносимым.
Терми упал на колени, закрыв лицо руками. Бедняга и без того никак не мог прийти в себя после воскрешения с побочными эффектами. Что может сделать с разумом пустота я знал на собственной шкуре, поэтому отлично представлял, через что он сейчас проходит.
Сопротивляться больше не было не сил, ни желания. Моральная усталость от бесконечных сражений и безысходности окончательно уткнулась в предел прочности терпения. За последние циклы я только тем и занимаюсь, что прыгаю выше головы и все равно теряю товарищей.
Знаешь, Ласка, я самое упрямое существо во вселенной.
Превозмогая боль и страх, я улыбнулся оскалом одержимого. Пустота вновь заиграла в глазах темно-фиалковым блеском, а снежные волосы приподнялись от переполнявшей меня силы. Пустота пожирала сама себя, черпая силы в собственном страхе. Умереть в бою — намного лучше, чем быть окончательно поглощенным проклятой стихией.