Однако можно проявить лишь некоторую снисходительность к этой женщине, доброй, услужливой, мужественной и прямодушной.
В ней жил дух величия Франции; если ее политика и провалилась, то в том была виновата не она одна, тогда как ее влияние на искусство, ее жизнь, столь блестящая внешне, но на самом деле столь трудная, выглядят извинением всем ее промахам.
Хотя ее жизнь вызывала много споров, хотя ее обращение к религии показалось современникам фарсом, можно только склониться перед ее мужеством перед лицом смерти и ее предсмертным раскаянием. <…>
Мадам де Помпадур, в конце концов, заслужила снисхождение, положенное раскаявшемуся грешнику, хотя жизнь ее и казалась достойной порицания».
Историк С.В. Ешевский о мадам де Помпадур
«Маркиза де Помпадур овладела Людовиком и получила огромное влияние на дела государственные. Это был удар для знатных дам, добивавшихся той же чести. Несколько времени поднят был вопрос: ездить ли к мадам д’Этиоль, но ловкая parvenue[12] сумела удержать свою власть над королем, и не только французская аристократия, но и коронованные особы искали дружбы могущественной куртизанки. Мы упомянули об этих скандалезных интригах потому, что они имели огромное влияние на судьбу не только Франции. Уже со времени мадам де Майи подле официальной политики кардинала Флери находилась тайная политика королевской любовницы. Со времени Шатору и в особенности Помпадур, эта непризнанная политика занимала все более видное место. Смена министров и генералов, заключение союзов, война и мир, одним словом — важнейшие дела государственные решались не в Совете министров, а в уборной и спальне королевской наложницы. При почти каждом европейском дворе подле посланника или резидента, назначенного министром иностранных дел, находился тайный агент Шатору или Помпадур. Придворной интригой, будуарной сценой объясняются или условливаются многие события, имевшие важное значение для всей Европы».
Историк Д.И. Иловайский о мадам де Помпадур
«Король Людовик XV по своей изнеженности не любил обременять себя правительственными заботами. Во вторую половину его царствования во Франции наступило господство королевских любимиц. Из них самой замечательной явилась маркиза Помпадур. Она умела подчинить себе ленивого короля и приобрела почти неограниченное влияние на государственные дела. Помпадур возвысила на степень первого министра умного герцога Шуазеля. Он, между прочим, ознаменовал свою деятельность изгнанием из Франции иезуитов. Но по смерти Помпадур Шуазель был удален от двора. Состояние Франции в конце этого царствования было печальное.
Самую беспорядочную часть управления представляли финансы; расходы далеко превышали доходы; а между тем не было точных отчетов ни о тех, ни о других, и сами министры не знали, сколько правительство получает и проживает. Духовенство и дворянство были почти свободны от податей и повинностей, и вся тяжесть их падала на среднее или городское сословие и на крестьян. Крестьяне были до такой степени разорены, что в некоторых местах питались овсом или хлебом, смешанным с посторонними растениями. Городское сословие, занимавшееся промышленностью, было опутано множеством стеснительных правил; например, фабриканты не смели делать материй, которых плотность или ширина не подходила под правила, иначе товар отбирали и предавали огню. С низшим или недворянским классом аристократы обращались высокомерно и выше всего ставили знатность рода. Таким обращением они возбуждали против себя ненависть в среднем сословии, тогда как из этого среднего сословия выходили люди ученые, юристы, литераторы, художники и т. п.»
Историк Ги Шоссинан-Ногаре о мадам де Помпадур
«Чтобы нравиться королю, недостаточно было одних альковных радостей, хотя подобные вещи всегда ценились очень высоко. Мадам де Помпадур, обладавшая фригидным темпераментом, горевала по поводу своей бездарности в этой сфере, из-за чего всегда рисковала утратить любовь Людовика XV. Не решаясь открыть свой секрет даже самым близким людям, она без колебаний доверилась неким шарлатанам, которые снабдили ее какой-то дрянью, что нисколько не поправило дел. Затем она обратилась к своему врачу Кенэ, он посоветовал соблюдать здоровый режим и совершать моцион. Наступило некоторое улучшение, но бурных вспышек она по-прежнему не испытывала, и король продолжал называть ее «уткой», без сомнения с намеком на северные перелеты этих птиц. Чтобы компенсировать свою холодность, мадам де Помпадур придумывала разные увеселения.
Впрочем, они не мешали королю искать в другом месте эротические удовольствия, которые он так жаждал, и которые она не могла ему доставить, однако принесли ей долгую сердечную привязанность и верность. Другие, которые лучше нее умели утешать чувства своего возлюбленного, также старались окружать короля нежной заботой и устраивать ему жизнь, полную наслаждений и празднеств. <…> Но Помпадур в большей степени, чем кто-либо, старалась превратить жизнь короля в бесконечное театральное действо, чтобы отвлечь его от тоски и скуки. Она считала своей обязанностью беспрерывно развлекать его, а так как была она разносторонне одарена, эта трудная задача оказалась ей по плечу: она играла на клавесине, пела в опере, выступала в комедии — делала все, чтобы нравиться королю, забавлять его, а главное — отвлекать от похождений на стороне. <…> Пренебрегая усталостью, она металась по бесконечным репетициям и спектаклям. Не оставляя королю времени вздохнуть, она сумела полностью завладеть его воображением и энергией посредством всяких праздников, игр, путешествий и строительной деятельности. Будучи чем-то большим, чем просто инструмент королевских удовольствий, мадам де Помпадур превратилась в главного распорядителя и режиссера всей жизни при дворе, которая со временем приобретала все более изысканные и игровые формы».
Александр Дюма о мадам де Помпадур
«22 марта 1761 года умер его высочество дофин, <…> ему было только десять лет. Со смертью его герцог Беррийский сделался наследником престола. Это был прекрасный ребенок, с добрым сердцем, с хорошими направлениями. Однажды один из его товарищей, с которым он играл, толкнул его. Он упал и сильно ушиб себе ногу. Не желая ничего сказать из опасения, чтоб не побранили того, кто был виновником его ушиба, он умер от нарыва, образовавшегося вскоре от этого ушиба у него на ноге. Эта потеря была тяжелым испытанием для Людовика XV; король любил его, как только дед может любить своего внука.
После кончины герцога Беррийского король думал, что смертные случаи между близкими его сердцу уже кончились, как вдруг к нему приходят с извещением, что маркиза де Помпадур умирает.
Такое известие тем более поразило короля, что он еще накануне виделся с нею.
Причиной этой неожиданности для него было то, что маркиза де Помпадур, для которой нравиться королю было первой обязанностью (скажу даже — самым высшим долгом), заботилась только об одном: скрывать от короля свои страдания.
Но чем же страдала маркиза де Помпадур?
Была ли это одна из тех женских болезней, которые иногда бывают так тяжки и неизлечимы? Или это был, как думала мадам де Вентимилль, как думала мадам де Шатору, как думала, наконец, она сама, яд — средство против жизни столь же верное и еще скорее ведущее к цели?
Вот что рассказывали или, лучше, рассказывала она сама: