– Ну что у вас за семейка, – пенял им Миша, – никогда не знаешь, где вы сейчас и что делаете.

– Мы едим в час рыбу, – поправила его Соня. – Разве это не традиция?

– Да, но вы едите ее то в беседке, то на пляже, то на террасе над морем! А вчера зачем-то ели у костра в саду.

– Это потому что мне нравится качаться в гамаке, слушать птиц.

– Нет, не понимаю. Вот у нас с Лилией есть на все свое время, – Миша был горд своей размеренной личной жизнью.

Они с Лилей открыто жили в гостевом домике. А Георгий с Настей пока не поженились даже формально: решили выждать все же сорок дней.

Гия изображал якобы наложенную на него Лари «ссылку», ночуя в гостинице в Аланье, а дни проводя с Настей в беседах и совместных кофепитиях.

Иногда они ели, изредка наведывались к Лиле и Мише, еще реже – к Соне и Клоду. Правда, они, приходя к Таубам в гости, с восторгом работали в саду: такое хобби было у всех гостей. Так уж повелось: кто сорняки выдернет, где заметит, кто засохшую ветку спилит. Благо, электропила и обычная лопата лежат под навесом в углу участка, и все это знают.

Но никогда Настя с Георгием в этот срок намеренно не оставались наедине.

Настя написала дарственную на имя Георгия, отдавая ему права на эро-рэп и «стволовые клетки любви».

Студия в Москве активно тиражировала и продавала три вида дисков. Один вид – с эротическим рэпом, второй – содержащий музыку к фильму о браке Клода с Жизелью, третий – обработанные записи секса Насти с Владом и несколько других «донорских» самозаписей молодоженов.

Продажи шли на удивление хорошо, хотя, кроме промоушена на премьере фильма и последовавших вслед за этим интервью Клода, другой рекламы эротического рэпа в прессе не было.

Супруги Таубы новые записи в студию не подкидывали, но для себя делали их на диктофон – каждую ночь. Никто не говорил, что это «на случай чего», но оба об этом думали.

Поэтому, вопреки решению быть осторожными из-за зародышей, супруги вели себя в постели почти разнузданно.

Соня стала просто какой-то нимфоманкой, даже себе не признаваясь в страхе, что каждый раз может стать последним и… больше никогда…

У Клода был тот же ужас. Он не представлял себе теперь не просто жизни без секса, а жизни без секса именно с Соней. И ему важно было быть уверенным, что медовые месяцы дадут запасы этого самого музыкального меда на всю жизнь.

Они никогда не говорили друг другу больше ничего о предначертаниях судьбы в отношении них самих, но много говорили о будущей судьбе детей. Ведь Софья все же отправила астрологу предполагаемую дату рождения близнецов, чтобы иметь сюжет для футуристического романа, основанного на сюжете, диктуемо звездами.

В беседах за чаем муж с женой сплетничали о гороскопах окружения – ведь все близкие друзья тоже были «про-зодиачены», как именовала этот процесс Софья. В английском варианте аналога этому слову не было. Поэтому Клод активно учил русский вместе с Фредиком. И отец, и сын говорили с людьми теперь на странной смеси английского с московским, если можно так перефразировать идиому насчет «французского с нижегородским».

Единственным публичным событием до Каннского фестиваля, где появились Таубы всей семьей, была свадьба Георгия и Насти.

Они расписались в Москве, но праздновали в ресторане турецкого отеля, где останавливался Гия.