– Ты – убиенный. И шансы твои высоки.

– Но отец из-за меня убил человека еще в Штатах.

– В Москве тоже убил еще одного. А ты думал, что он тебя не любит.

– Он и не любил. Я в стихах Сони прочел: «Любить живых куда трудней, чем мертвых, чем просто тень, оставленную именем, чем только то, что в памяти хорошего намеренно оставлено нам ими».

– Намеренно? Почему намеренно?

– Наверное, можно что-то хорошее сделать и нечаянно, не специально.

Ангел задумался на пару секунд.

– Но можно ведь делать хорошее другим ради себя самого! Мог же твой отец пожелать получить стакан воды перед смертью из рук сына? Мог. Или мог он желать передать тебе накопленное? В его случае накоплено все было явно не путем праведным.

– Он уже передал часть своего добра мне – в виде студии.

– И это тебя погубило. Он хотел тебе безбедной жизни, а накликал беду.

– Думаю, это меньшее, в чем он виноват в своей жизни.

– Не нам судить его.

– Раз я убиенный, то, сам того не желая, он обеспечил мне рай.

Ангел улыбнулся шутке подопечного. И перенес его энергетическую оболочку в Москву – в пентхаус Гии, где находились одевающиеся на похороны две женщины: молодая вдова и теща. Лица у обеих были заплаканными и измученными. В квартире уже был, кроме него, еще и дух Настиного отца с его Ангелом. Духи мужчин обнялись.

– Почему ты так задержался в Турции? – в голосе тестя звучал упрек зятю.

– Надо было с друзьями попрощаться. У одного из них был день рождения. Раньше-то у меня друзей не было – так, коллеги, девки. Да и те пропали после потери мною части ноги.

Мама так сильно горевала, что умерла. А отец не интересовался мною до тех самых пор, пока мать не попросила помощи для меня. И он убил того пьяного водителя, который переехал и раздробил мне своей машиной ногу.

– Молодец. Не то что я.

– Ты еще лучше, Олег. Ты за дочь вообще умер.

– Бросил своих девочек ради шлюхи. Сегодня видел, что Танька со своим шефом переспала в нашем доме. Я предполагал, что у них бывает пересып. Но чтоб в день моих похорон… Вот я и пришел сюда. И вижу, кто меня любил, а кто – нет. Но менять что-то поздно.