Казус белли

Хроники Корейской войны 1950–1953 годов, не зря названной «загадочной», политизированы и противоречивы, начиная уже с вопроса о том, кто её развязал.

Южане считают, что Север. Северяне – что Юг.

Кореевед, дипломат, академик РАН Анатолий Торкунов указывает: к боям готовились и просоветский Север, и проамериканский Юг. Каждый имел свои интересы, сводить Пхеньян и Сеул к роли пешек Москвы и Вашингтона нельзя.

Войну и хотели, и намеревались начать обе стороны, чтобы разрешить то, что может быть разрешено только военным путём, и объединить страну. И северяне, и южане считали всю Корею своей. Наступательные планы разрабатывались по обе стороны 38-й параллели. Если Пхеньян хотя бы говорил о мирном объединении, даром что в это никто не верил, то риторика Сеула была максимально жёсткой. Ли Сын Ман в 1949 году публично заявил о походе на Пхеньян и «ударе по коммунистам», о том, что новым рубежом должны стать Туманган и Ялуцзян – пограничные с СССР и Китаем реки.

Столкновения на границе продолжались в течение нескольких лет. По северокорейской формулировке, с 1947-го шла «локальная война, координируемая США». Перестрелки случались постоянно, в них участвовали армейские подразделения, гибли люди. Другое дело, что до поры всё это не выходило за рамки пограничных конфликтов. Собственно, так обычно и бывает. Когда страны ещё не готовы воевать – пограничные инциденты гасят дипломаты. Когда готовы и политическое решение принято – первый подходящий инцидент используется как повод для войны.

С учётом всего этого вопрос о первом выстреле 25 июня 1950 года становится бессмысленным. Война не могла не начаться – не сегодня, так завтра. Кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН Юрий Ванин: «Север и Юг не скрывали намерений силой объединить под своей эгидой всю Корею, и их приготовления к этому ни для кого не были секретом». Фрукт переспел и должен был вот-вот лопнуть.

Согласно официальным заявлениям КНДР, 23 июня южнокорейские войска начали артиллерийский обстрел позиций Корейской народной армии (КНА), а в ночь на 25 июня вторглись на территорию КНДР. Корейская народная армия, вытеснив противника, перешла в контрнаступление – на Сеул, находящийся куда ближе к линии границы, нежели Пхеньян, всего в полусотне километров. «На рассвете 25 июня 1950 года лисынмановские марионеточные войска по американскому сценарию разожгли пожар Корейской войны», – пишут северокорейские авторы Вон Мен Ук и Ким Хак Чхор.

По версии Сеула и Вашингтона, 25 июня ровно в четыре часа северокорейские войска начали вторжение. Использовали авиацию, артиллерию, бронетанковые части, высадили морской десант у Каннына, что говорит о хорошо спланированной операции, а не о спонтанном ответе на провокацию.

Есть и более сложные версии: что войну инициировали США или же СССР, что её породила конфронтация двух мировых систем, сошедшихся вплотную на параллели преткновения.

Ким Ир Сен, готовясь к неизбежному столкновению, хотел получить поддержку Сталина, но тот отнюдь не горел желанием ввязаться в новую войну, опасаясь непредсказуемых последствий, тем более что весной 1949 года появился военный блок НАТО. КНДР выступала буфером между СССР и капиталистическим миром. Анатолий Торкунов пишет: Сталин «не только не собирался применять силу на Корейском полуострове, но, напротив, испытывал возрастающее беспокойство по поводу того, что противная сторона нарушит мир и нападёт на Север. Делалось всё, чтобы не спровоцировать Вашингтон и Сеул». О том же пишут зарубежные исследователи. Американский историк Уильям Стьюк в работе «Корейская война» говорит: поначалу Сталин считал идею Кима о вторжении на Юг «преждевременной» и не давал согласия. (А может, хотел переложить принятие решения на китайцев и самих корейцев?) В итоге, однако, «дядя Джо» дал добро – весной 1950 года. В августе предыдущего, 1949 года в Казахстане испытали штуку посильнее, чем «Фау-2», – первую советскую атомную бомбу. В марте 1950-го маршал Ворошилов официально заявил о наличии у Союза ядерного оружия, Штаты монополию потеряли. Ещё одно важнейшее обстоятельство: осенью 1949 года гражданская война в Китае завершилась победой коммунистов Мао. Другими словами, позиции Москвы укреплялись, 1949 год был почти как новый 1945-й. Блэр: «Победа коммунистов в Китае поставила под угрозу американскую военную стратегию на Дальнем Востоке». Сталин предполагал, что СССР сможет уклониться от прямого участия в войне, но будет снабжать корейцев и китайцев оружием. Увеличились поставки в КНДР военной техники, включая самолёты (правда, поршневые – устаревшие морально), боеприпасов, медикаментов, топлива. Советские штабисты разрабатывали наступательные планы.

Готовились к войне и на Юге. Ли Сын Ман терял популярность, ширилось партизанское движение. Осенью 1948 года в южнокорейской армии начались восстания. Через год на Север перешли два батальона, два боевых корабля и одно грузовое судно, перелетел военный самолёт. Было выгодно спровоцировать Север на удар и отразить его – тогда укрепились бы позиции как самого Ли Сын Мана, так и Штатов. Вот что писал английский, а впоследствии советский разведчик Джордж Блейк[38]: «Чем ближе я наблюдал режим Ли Сын Мана, тем большее отвращение к нему испытывал. Этот старый диктатор не терпел никакой оппозиции. Едва корейское Национальное собрание проявило малейшие признаки собственного мнения, его распустили, а результаты новых выборов тщательно подтасовали. Лидеров оппозиции запугивали или арестовывали за подозрение в коммунистических симпатиях. Всякий, кто исповедовал взгляды не левее тех, что ежедневно распространяли в Англии Herald или The Daily Mirror, объявлялся опасным красным и привлекал к себе малоприятное внимание совершенно безжалостной службы внутренней безопасности. Всё это было так отвратительно, что я не мог не симпатизировать любому, кто противостоял режиму. Трудно было сдержать восхищение группами партизан, которые поднялись в горы и оттуда нападали на правительственные войска, или подпольным коммунистическим движением, существовавшим в очень опасных условиях, вдохновлённым теми же честными побуждениями, что и бойцы Сопротивления в Европе во время войны. Такая параллель тем более уместна, что режим Ли Сын Мана перенял многие фашистские черты, а министр образования, например, открыто восхищался нацистами и даже повесил в своем кабинете портрет Гитлера. А что до методов полиции – они были очень похожи на гестаповские».

Едва ли сегодня возможно дать юридически безупречный ответ на вопрос, кто именно открыл боевые действия 25 июня. Дата начала войны более или менее условна, все версии по-своему верны. «Всю неделю перед началом войны до нас постоянно доходили слухи о том, что по обе стороны границы замечено передвижение войск… Но всё это случалось не однажды и раньше… Я сам не был на границе, поэтому не могу сказать, кто начал войну. Большинство свидетелей указывают на северян. Трудно опровергнуть мнение очевидцев, даже если южане спровоцировали атаку», – пишет Блейк. Пожалуй, самая взвешенная и обтекаемая формулировка приводится в мемуарах генерала Георгия Лобова (в 1951–1952 годах он командовал 64-м авиационным корпусом, воевавшим в небе Кореи, о чём подробно расскажу дальше): «Война в Корее началась… вооружённым столкновением крупных группировок сухопутных войск КНДР и Южной Кореи. Ему предшествовали многочисленные пограничные инциденты и стычки. В это время иностранных войск, кроме небольшого числа военных советников, на Корейском полуострове не было. Оба правительства – КНДР и Южной Кореи – провозгласили себя “единственно законными” представителями всего корейского народа. Поэтому… конфликт на первом этапе носил характер гражданской войны».

Война началась как внутрикорейская гражданская. Нельзя сказать, что Кима и Ли прямо подталкивали СССР, Китай или США, хотя у всех был свой интерес. Через считаные дни война переросла в международную: в неё оказались вовлечены мировые полюса – и тут собственно корейские интересы отодвинулись на второй план. Эту войну нельзя назвать мировой только потому, что она не выплеснулась за пределы Корейского полуострова, его ближайших сухопутных и морских окрестностей.

Начало