Заинтригованный этими словами хозяин таверны сделал пару шагов в сторону Жака Диэля, будто желая получше разглядеть нежданного гостя. С минуту они внимательно оглядывали друг друга. Боннар нахмурил брови. Лицо у него было круглое, с тяжелым подбородком, словно вросшим в короткую бычью шею, и взгляд его был суров и не предвещал ничего хорошего. Через все лицо, от правой щеки и до самого уха, шел глубокий, безобразный шрам. Жак улыбнулся, вполне уверенный в себе, с видом человека, которого мало что может удивить, и окинул собеседника снисходительным взглядом.

Судя по всему, гость веселился от души. Было такое впечатление, будто хмурая неприветливость хозяина приводила его в наилучшее расположение духа — ничего, поглядим, так ли он заговорит, когда узнает правду! Он уже заранее предвкушал замешательство мрачного великана.

— Уж не знаю, право, — с безразличным видом заметил путник, — скажет ли вам что-нибудь мое имя. Весьма сомневаюсь…

— Все же, может, сказали бы, кто вы такой-то…

— Дворянин Жак Диэль Дюпарке, сеньор владений Парке. Батюшка мой — Пьер де Диэль, сеньор Водрока, а матушка в девичестве — урожденная Адриенна де Белен…

Пока он говорил, губы Боннара дергались, словно у кролика, беззвучно повторяя слова. Однако не успел Жак закончить, как к Боннару снова вернулось дурное расположение духа.

— Диэль… сеньор Парке… Водрок… Белен… Что и говорить, похоже, все они люди вполне почтенные… Да только что-то я никак не возьму в толк, мне-то до них какое дело, так же как и им до меня…

— А вот тут-то вы, сударь, весьма глубоко заблуждаетесь… — И с легкой издевкой в голосе добавил: — Неужто вам никогда не приходилось слышать имени Белена д’Эснамбюка?

При упоминании этого имени Боннар аж подпрыгнул на месте, густые брови сдвинулись у переносицы, рот широко раскрылся, образовав посреди лица какую-то зияющую дыру, он попятился назад и, словно не веря своим ушам, оторопело переспросил:

— Вы и вправду сказали, Белен д’Эснамбюк?

— Да, это мой дядюшка, — как ни в чем не бывало подтвердил Жак Диэль.

— Ах, вот оно что, сударь!.. Подумать только!.. Ну и дела!.. Да мне такое и во сне-то не снилось! Племянник самого Белена в моем доме! Тысяча чертей! Прошу вас, почтенный господин, присаживайтесь-ка поудобней… Вы, должно быть, голодны, и вас мучит жажда… Соблаговолите подождать всего минутку…

Вконец сбитый с толку, великан возбужденно заметался по заведению, точно крупный шмель, с дурацким упрямством бьющийся об окна дома, пытаясь вырваться наружу.

Когда Жак достаточно насладился своим триумфом, он подошел к Боннару и, дружески положив ему руку на плечо, заметил:

— Послушайте, пожалуй, я не прочь увидеть на этом столе не один, а пару графинчиков вина. Да, пару графинчиков, буханку хлеба и добрый ломоть ветчины, что висит у вас над камином… Нам надо о многом потолковать…

Боннар еще раз оглядел гостя с ног до головы. Фиолетовый камзол по-прежнему дышал паром.

— Не могу же я допустить, — пробормотал он будто про себя, — чтобы племянник самого господина де Белена оставался в моем доме в этаком плачевном виде. Но черт меня побери, если здесь можно найти другую одежду, кроме скверных лохмотьев, что носил я сам в бытность моряком… Она изрядно износилась, пока я имел честь бороздить тропики бок о бок с почтенным вашим дядюшкой, и к тому же в нее легко поместятся двое таких стройных молодых людей, как вы…

— Оставьте в покое мое платье… Лучше поторопитесь с вином и ветчиною… Когда кубки полны, все сразу само собой улаживается…

— Сейчас я позову Мари, — проговорил хозяин.

И хозяин таверны направился в глубь залы, открыл дверь, и взорам Жака предстала ведущая вверх лесенка. Боннар приложил руки ко рту и крикнул: