Глава 1,

в которой наши специальные уполномоченные начинают работу

Имя великого ученого, профессора Челленджера, используется в популярной литературе самым неподходящим, даже неуместным образом. Излишне смелый автор сознательно ставил его в невозможные романтические ситуации, чтобы посмотреть, как профессор будет реагировать. Реакция не заставила себя долго ждать. Челленджер подал иск за клевету, предпринял неудачную попытку запретить публикацию книги, устроил скандал на Слоун-стрит{60}, дважды лично грозил автору расправой. В результате профессор потерял место лектора в Лондонской школе субтропической гигиены. В остальном все обошлось гораздо спокойней, чем можно было ожидать.

Кажется, профессор Челленджер подрастерял былой напор. Его могучие плечи немного согнулись, в широкой, как лопата, черной ассирийской бороде появились седые клочки. Глаза смотрели уже не так агрессивно, улыбка перестала быть самодовольной. Он уже не рычал на оппонентов. Но никто из окружающих не сомневался: профессор все еще опасен. Вулкан в его груди не затух, а лишь притих на время. Постоянное грохотание в любой момент грозило вызвать новое извержение. Жизнь многому научила Челленджера, и он стал более восприимчив к ее урокам.

На профессора повлияло определенное событие, заставив его измениться. Этим событием стала смерть его жены. Маленькая слабая женщина, словно птица, свила гнездо в сердце этого большого человека. Он же, как это часто случается с сильными людьми, окружил ее заботой и отдавал ей всю свою нежность. Во всем уступая мужу, миссис Челленджер, как все милые, тактичные женщины, получала взамен гораздо больше. Когда она умерла от острой пневмонии, которая была осложнением после гриппа, сильный человек потерял точку опоры и заметно сник.

Тем не менее профессору удалось подняться. Он встал на ноги с грустной улыбкой, как отправленный в тяжелый нокдаун боксер, готовый к новым схваткам с Судьбой. Однако это был уже другой человек, и, если бы не его дочь Энид, ученый, возможно, никогда бы не оправился от удара. Именно Энид, зная, каким образом можно зажечь увлекающуюся натуру отца, подсовывала ему интересную информацию и любопытные факты, пока в душе профессора вновь не проснулся интерес к жизни. Только когда Челленджера вновь стали волновать споры, а в сердце запылала былая ненависть к представителям прессы и он снова стал позволять себе оскорбительные замечания в адрес окружающих, Энид почувствовала, что отец на пути к выздоровлению.

Энид Челленджер была замечательной девушкой и заслуживает особого описания. Унаследовав черные, цвета воронова крыла, волосы отца, голубые как небо глаза и белоснежную кожу матери, Энид выглядела потрясающе. Девушка была очень спокойной, но обладала необычайно сильным характером. С самого раннего детства она была поставлена перед выбором: либо противостоять воле отца, либо уступить, сломаться и стать покорной игрушкой в его сильных руках. Энид удавалось настаивать на своем в мягкой и гибкой манере. Такое поведение доказало свою эффективность: девушка не перечила отцу, когда тот был не в духе, и добивалась своего, когда к профессору возвращалось хорошее настроение. Позднее, посчитав, что постоянное напряжение слишком утомительно, Энид решила заняться собственной карьерой. Она периодически писала заметки для прессы. Со временем ее имя стало довольно известным на Флит-стрит. Неоценимую помощь Энид оказал старинный товарищ ее отца – мистер Эдвард Мэлоун.

Мэлоун оставался все тем же ирландцем атлетического вида, выигравшим когда-то международный чемпионат по регби. Но жизнь изменила и его, сделала более вдумчивым и смягчила характер. Мэлоун навсегда повесил футбольные бутсы на гвоздь. Может быть, его мышцы и потеряли былую силу, а суставы стали менее гибкими, зато мысли приобрели невиданную прежде глубину и цепкость. Юноша умер, его место занял настоящий мужчина. Внешне Мэлоун почти не изменился: лишь усы стали немного гуще, плечи шире, а над бровями появились легкие морщинки – послевоенная обстановка и проблемы нового мира оставили свой след. Что касается прочего, то Мэлоун сделал себе имя в журналистике и в какой-то мере в литературе. Он оставался холостяком, хотя многим его нынешнее положение казалось зыбким: одним легким движением маленьких пальчиков мисс Энид Челленджер могла увлечь его под венец. Естественно, мисс Челленджер и Мэлоун поддерживали дружеские отношения.

Это случилось в октябре, воскресным вечером. Фонари только начинали мерцать сквозь густую пелену тумана, с раннего утра окутывавшую Лондон. Квартира профессора Челленджера в Виктория-Вест-гарденс была наполнена шумом невидимого из окон уличного транспорта – расположенное неподалеку скоростное шоссе давало о себе знать. Профессор Челленджер сидел в кресле, вытянув к камину толстые, немного искривленные ноги. Его руки были глубоко спрятаны в карманах брюк. Профессор был одет с некоторой эксцентричностью, которая свойственна гению: рубашка со свободным воротником, темно-бордовый вязаный галстук и черный бархатный пиджак. Все вместе, включая окладистую бороду, создавало облик стареющего художника, представителя богемы. Рядом, уже готовая к выходу, сидела его дочь. Шляпа-котелок, короткое черное платье и все те модные безделушки, которыми так увлекаются женщины, не могли скрыть ее природную красоту. Тем временем Мэлоун со шляпой в руках ожидал у окна.

– Думаю, что пора выходить, Энид, – сказал он. – Уже почти семь.

Мэлоун и Энид совместно готовили серию статей о религиозных течениях в Лондоне и каждое воскресенье, вечером, делали вылазку, чтобы подготовить материалы для следующего выпуска газеты.

– До восьми еще долго, Тэд. У нас в запасе уйма времени.

– Садитесь, сэр, садитесь! – загремел Челленджер, пощипывая бороду. Это было явным сигналом того, что он начинает выходить из себя. – Ничто так не раздражает меня, как человек, который маячит за спиной. Возможно, это атавизм, но страх того, что тебя проткнут сзади кинжалом, мешает собраться с мыслями. Ради бога, положите свою шляпу. Над вами ореол человека, который вечно опаздывает на поезд.

– Все дело в журналистской привычке, – ответил Мэлоун. – Если ты не успеешь вскочить в уходящий поезд, то останешься ни с чем. Даже Энид начинает это понимать. Но сейчас вы правы: у нас достаточно времени.

– Куда вы отправляетесь? – задал вопрос Челленджер.

Энид раскрыла записную книжку.

– Мы уже побывали в семи местах: Вестминстерском аббатстве, церкви Святой Агаты, соборе на Тюдор-плейс. А также в католической церкви в Вестминстере, пресвитерианской{61} на Энделл-стрит и унитарной{62} на Глостер-сквер. Сегодня нам предстоит нечто необычное. Мы должны будем познакомиться со спиритуалистами{63}.

Челленджер фыркнул, как разъяренный буйвол.

– В таком случае на следующей неделе вам предстоит отправиться в приют для буйнопомешанных, – сказал он. – Мэлоун, вы хотите сказать, что эти несчастные имеют собственную церковь?

– Я пытаюсь это понять, – ответил Мэлоун. – Перед тем как взяться за дело, я всегда тщательно изучаю факты. У спиритуалистов более четырехсот зарегистрированных церквей по всей Великобритании.