ГЛАВА 5

Манюня лепит из меня снеговика, или Ба снова сказала «господибожетымой»

Зимы в наших южных широтах редко бывали снежными. Температура колебалась где-то в районе нуля, декабрь выдавался традиционно туманным, да таким молочно-туманным, что отменялись рейсы самолетов в аэропорту нашего района. Аэропорт находился впритык к границе с Азербайджаном и обслуживал три еженедельных рейса Ереван — Айгепар — Ереван. За этот «впритык» он и поплатился в войну — его разбомбили в первую очередь. Но это потом, в 90-е, а сейчас он представлял собой новенький, недавно отстроенный комплекс и радовал глаз чистеньким аэровокзалом и идеально ровной взлетно-посадочной полосой.

Иногда по этой полосе сновали куры диспетчера тети Зины. Тетя Зина жила аккурат через дорогу и в нелетные дни приводила на работу всю свою домашнюю живность. Куры важно ходили по заасфальтированной взлетной полосе, остервенело гадили, а потом ковырялись в собственном помете. Два штатных ястреба аэропорта, Карабас и Барабас, неприязненно следили за курами из своих металлических клеток.

Ястребов выпускали разгонять стаи шкодливых воробьев, в большом количестве сновавших окрест. Всем известно, какую большую опасность представляют собой птицы для идущих на посадку или взлетающих самолетов. Поэтому сначала Карабас и Барабас разгоняли воробьев, а потом тетя Зина, внимательно прислушивающаяся к позывным ереванского диспетчера, высовывалась по пояс в окно и кричала сторожу:

— Степааааан, зазывай обратно ястребов, самолет скоро будет у нас!

В зале ожидания тут же начиналось броуновское движение — встречающие кидались к окнам и шумно комментировали маневры летчика:

— Ара, Сурен, посмотри, как самолет накренился, видимо, в одном крыле бензин уже закончился, а в другом его еще много, вот и перевешивает!

— Да что ты говоришь, Назар, какой накренился, какой бензин, это просто летчик-джан поворот таким образом берет!

Как только самолет касался посадочной полосы, аэропорт мигом взрывался в бурных аплодисментах.

— Ласточка, а не самолет! — радовались люди и терпеливо ждали, когда Степан подкатит трап.

— Анико, ты мою Лусинэ не видишь? — подслеповато щурилась древняя, сморщенная, как сухофрукт, старуха.

— Вон она, вижу! — визжала Анико. — Нани, она в короткой юбке и на высоких каблуках!!!

— Вуй, чтобы мне ослепнуть и этого позора не видеть! — менялась в лице старуха. — Ереван мою девочку испортил! Совсем короткая юбка?

— Выше колена на целую ладонь!

— Хисус Кристос! — мелко крестила лоб старуха. — Что за времена бессовестные настали? Пусть она только подойдет ко мне, уж я ее оттаскаю за длинные косы, вот увидишь!

— Нани, она к тому же постриглась!

— Ааааа… — Цеплялась за воздух скрюченными пальцами старуха и медленно оседала на пол.

— Ой, подожди, нани, я обозналась, это не Лусинэ, а какая-то другая девушка. Вооооон наша Лусинэ, вижу-вижу наконец ее, и косы у нее длинные, и каблук на туфлях маленький!

— Вот, — резво вскакивала с места старуха, — я же говорю, что это не моя Лусинэ! Анико, тебя отшлепать надо, у меня сердце чуть не треснуло!