Я вложила в этот удар все свое Пламя. Все, что во мне было. Я осушила себя до дна.

И, падая на пол, гаснущим зрением, я видела — проиграла. Маленькая победа привела к большому поражению. Я выложилась до дна, но сил не хватило и поводок по-прежнему уходил в алтарный камень.

Неудачница.

Глухой стук — мой затылок встретился с каменным полом — и блаженное забытье.

Забытьё, которое быстро перестало быть блаженным. Я понимала, что все, что происходит — лишь мерзкое прошлое. Но это происходило. Вновь. И для того, чтобы разорвать пелену кошмарного сна, одного понимания было недостаточно.

Тогда — я не могла кричать. Но сейчас — крик был доступен. И я закричала. Срывая голос, обжигая горло. Выпуская наружу боль, я кричала и кричала.

— А-а-а!

Рывок и вот я уже сижу на своей постели. Грудь разрывается от кашля, надсаженное горло болит, а на голове… На голове чувствуется что-то лишнее.

Откашлявшись, я подняла руку и коснулась толстенной повязки. Такой повязки, которая, судя по ощущениям, ближе к полноценному халифатному тюрбану.

— Вы очнулись, — в дверях моей спальни стоял Морис. — Вокруг вас искры. На тумбочке, справа, вода со льдом и мятой.

— Спа-сибо, — кое-как прокаркала я.

И тут же, наколдовав себе стакан, присосалась к животворящей жидкости.

Напившись, я сказала уже нормально:

— Большое спасибо. Как вы меня перетащили?

— С трудом, — Морис спрятал за спину руки.

Руки, на которых я успела увидеть волдыри.

— Я обожгла вас?!

— Ваша кожа, — лисенок пожал плечами, — огня не было. Но… На вашей коже появились вырезанные, раскаленные знаки. Они остались на шее. На руках, кажется, больше нет. А остальное мы не смотрели.

— Спасибо, — мое Пламя бесновалось, и я попросила лисенка уйти и плотно прикрыть дверь.

Допив воду, я кое-как выбралась из постели. Сил не было. Меня шатало, перед глазами кружилась комната, но… Я больше могла лежать на перекрученных, влажных от пота простынях.