Позже я буду воевать с матерью за право быть свободной от неё и иметь своё лицо. С яростью буду стирать этот образ «клуши»-домохозяйки, недалекой и серой, живущей урывками между работой, кухней, дачей, интересами своих детей и мужа. Буду клясться, что никогда-никогда-никогда такой не стану. Начну бояться рутины и семейной жизни со скучными вечерами. С головой уйду в работу, учебу и хобби, только бы не закиснуть в жизненном болоте. И, не дай Бог, самое жуткое – похоронить навсегда свои мечты.
Внутри я выращу осуждение. Высокое, колючее и ядовитое. Чтобы защитить себя от той, на которую не хочу быть похожей.
***
Улыбка растворилась в серо-зелёных глазах.
На меня из зеркала смотрела женщина. Локоны до плеч, плавная линия подбородка, мягкий свет на щеках, тонкие губы и озорные искорки в глазах. Фотография мамы. Женщина кивнула мне, как старой знакомой, и вернула мне улыбку.
32
– Мама, привет. Это Ирина. Как здоровье, как там твоя шпора на пятке?
– Привет, доченька! Спасибо, мне уже лучше. А вы как, как дети, как Серёженька? Что нового у вас?
– Да, слава Богу, мам, у нас всё хорошо! Вроде, всё по-старому…
– Ну и слава Богу! Я за вас рада! Я вас люблю!
Этот телефонный диалог может продолжаться и повторяться через несколько дней. Это как частичка сердца. И не хочется думать, что когда-то он больше не зазвучит…
Моя мама – самая лучшая мама в мире! Почему? Потому что она моя, моя единственная мама! И для меня она лучшая!
У неё есть свои достоинства, есть и несовершенства, ведь она человек… И всем им есть объяснения.
Иногда я что-то говорю своим детям или делаю какие-то движения, или принимаю какие-то решения, как вдруг в глубине души чувствую, что так говорила, делала и решала мама. Как это только ей удалость так завладеть мной?
Особо, чем я восхищаюсь в маме, так это её способности любить. Конечно, прежде всего любить своих детей (меня и моих сестёр). Она готова отдать последнее, чтобы помочь. Хотя мы ничего и не просим, а ей так хочется проявить это участие в наших жизнях.
Но не только нас она любила и любит. Я очень часто вспоминаю своё детство. Вот тогда я не понимала, за что она любит папу…
Папа часто пил. И этим, наверное, всё сказано. Он её обижал, оскорблял, унижал, предавал, обманывал… А она прощала, кормила, отмывала, обстирывала, отглаживала, кодировала… Она верила, надеялась на лучшее и жила дальше.
Возможно, кто-то скажет, что так жили многие, не было выбора в те смутные девяностые. Но я не об этом, я о любви. Что делать? Любить. Это, прежде всего, действия, а не только чувства…
Мне становится стыдно, когда меня цепляет какая-то неприятная мелочь по отношению ко мне от любимых людей. Меня не бьют, не меняют на бутылку, не изменяют, не предают, любят, ценят, «носят на руках», а я могу огорчаться…