На следующий день я петляла по темному коридору подвального этажа, чтобы увидеться с заведующим отделом финансовой помощи университета. Он сидел за столом лицом к двери. В дальнем углу комнаты, за его спиной, на потолке на хватало плитки, и изоляция под ней стала отходить.
Я объяснила, что отец не станет больше платить за мое обучение, хотя у него на это были деньги.
– Вам придется отчислиться и восстановиться, когда достигнете совершеннолетия, – сказал он.
– А это когда? – спросила я, надеясь, что в двадцать один.
– Двадцать пять, – ответил он.
Я сникла.
У меня было две работы: я готовила иностранцев к тесту по английскому и работала в Комитете по развитию университета. Под словом «развитие» подразумевался сбор денег на университетские нужды с помощью рекламы и мероприятий по привлечению спонсоров.
Я предполагала, что кабинет заведующего отделом финансовой помощи будет похож на кабинет Комитета развития – и здесь, и там имели дело с деньгами. Но и та комната, и сам заведующий выглядели запущенными, словно пытались донести, что у Гарварда не так много средств, как можно подумать. Меня разозлил этот человек, он говорил слишком формально. Ведь должен же быть хоть
– Чтобы получать финансовую помощь, нужно быть нуждающейся, – резюмировал он.
Финансовый статус отца лишил меня возможности притязать на помощь.
– То есть мне остается просто отчислиться? И Гарвард ничего не может сделать, чтобы я осталась?
– Совершенно верно, – ответил он. – Абсолютно ничего.
Когда Кевин приезжал в Бостон по делам, он водил меня поужинать. Я любила эти дни, потому что тогда чувствовала себя не такой одинокой, и мне казалось, что я такая же, как и те, кто иногда ужинает со своими отцами. Хотя Кевин и не был мне отцом. Но иногда он даже сравнивал себя с моим отцом, указывая на его недостатки.
– Может, он и ездит на хороших машинах, – говорил Кевин, – но водитель из него никудышный.
Хороший водитель, по словам Кевина, должен ехать так, чтобы пассажиру было комфортно, чтобы он не чувствовал ни скорости, ни переключения передач. Если это было правдой, то отец не обладал подобным навыком. От его манеры водить у меня в животе все скручивалось в тугой комок. Его заносило на поворотах. До успеха отца в
– Он тебя не любит, – сказал Кевин. – Любовь – это
– Может быть, ты и прав, – ответила я, задумавшись над его словами.
Это было как удар в грудь. Но в конечном счете мне стало легче: кто-то наконец назвал вещи своими именами.
– Как посмел Кевин такое сказать. Он тебя
– Но любить – это глагол, – ответила я. – Разве это не имеет значения?