Ашер рассказал им, что встретил свою возлюбленную еще в стенах университета и уже давно ее знает. Он уверял Ханну, что она сможет приготовить ему любимые блюда и вести хозяйство, как любая ответственная супруга. Ашер искренне понимал переживания мамы, но обещал ей, что она убедится во всем сказанном в момент одной первой встречи с Клэйр.
На этот раз, уезжая, Ашер собрал все свои вспоминания из этого дома: кубки, медали за первые места в игре в шахматы, любимые детские игрушки, тетради с воспоминаниями о школе и многое другое. Он понимал, что покидает родительский дом навсегда. Ему было грустно и горько, что отец так не хочет сдавать свои позиции, хотя ясно видит свое поражение. В нем играли разные чувства: от сожаления и досады до принятия, понимания, сочувствия и любви к отцу, но не было ни капли злости. Он слишком вырос и отдалился от этой эмоции благодаря атмосфере, что создала вокруг него Клэйр. Сын будет ждать, однажды лед растает. Он был уверен. Только какой ценой – он не знал.
После отъезда среднего брата на очередной встрече с дедушкой Рахамимом Илан поднял вопрос о жертвенности, о том, что кажется правильной жертвой во имя любви к ближнему, а что кажется, по мнению пожилого человека, саморазрушением. Он сам много размышлял об этом с тех пор, как пытался сближаться с отцом, и понимал, что на многие свои потребности, возможно, ему придется закрывать глаза. На те, что теперь он умеет вновь чувствовать и вновь хотеть. С тех пор, как он встретил Хилай и научился вновь дышать полной грудью, ему становилось все теснее в клетке, которой была построена заботливыми руками отца. Молодой человек прекрасно осознавал и понимал, что клетки и крепости воздвигаются с целью защиты от опасностей. Он понимал, что и его жизнь закована в эти цепи с родительской любовью, чтобы предостеречь от несчастий и неправильных выборов. Но теперь он еще и понимал, что эти забота, опека, страхи за ошибки нагнетены не любовью, что открывает пути в жизнь и вселенную. Они являются подменой любви и навлекаются на детей тревогой родителей, наводятся страховкой себя – родителя – от излишних переживаний и травм души. Эта поддельная любовь не дает расти настоящей и открытой, являясь страхом родителя на пустом месте. А самое важное, что она обходится ребенку слишком дорого, закрытием свобод и желаний. Илан прекрасно понимал, что, по сути, это успокоение отца за счет счастья и жизни сына. Он осознавал, что отец сам так и не смог пока познать истинного наслаждения родительской любви с сыновьями, потому что эти корни сорняка-тревоги и стереотипов до сих пор не давали многим отцам отцов вырастить настоящий сильный куст пышной, ветвистой, бесстрашной любви. Любви, которая удобрена безопасностью, принятием и уверенностью.
– Хм… Мне сложно ответить однозначно на этот вопрос, мальчик мой, – начал дедушка, затянув первые слова, будто мысли его пытались сначала для себя распутать какой-то клубок, прежде чем передать его другому, – но я попробую объяснить это со своей точки зрения, с той позиции, что есть у меня с моими годами и непростой жизнью в ваши годы. По моему мнению, жертва – изначально не совсем верное слово, а что есть при этом правильная жертва, мне не удастся тебе ответить. Этот ответ ты сам найдешь, я уверен. Так как только сам человек может найти разгадку этого ребуса жизни. Конечно, найденный ответ на него сейчас не значит, что потом, со временем, он не покажется самому человеку неверным. Но в этом и состоит наша жизнь, право выбора и принятие последствий. Для меня жертва – это что-то слишком тяжелое для человека, это некий отказ от своей сверх меры любимой ценности. Такое возможно только, наверное, в ситуации насилия, бед и катастроф. А все остальные жизненные ситуации предполагают компромисс без особых жертв. Просто не каждый видит эти пути решения, точнее, не каждый хочет или готов видеть эти тропы мудрого мирного согласия. А ведь их много, и вариантов обычно много. Если говорить о тех жертвах, что вы сейчас можете себе представить, в наше мирное время, когда у каждого молодого парня открытая дорога во все стороны, то я считаю, что надо идти по зову своего сердца. Если это не путь разрушения, насилия, преднамеренного нанесения урона и боли близким, да и всем людям, то надо просто тихо и упорно идти за своей душой. Если же начинаются конфликты и близкие не могут принять наш зов души, то это, скорее, беда наших близких, что выходит нам дорого. Но отступая от своего пути, от своих желаний, от своих планов, ради одних более громко и артистично поющих, надо всегда помнить, что, возможно, кроме этого примечательного игрока, рядом с нами стоит еще кто-то с другой стороны границы. Надо помнить, что, вероятно, есть и сам тот жертва, о котором мы не думаем. Тот тихий и молчаливый объект, о котором обычно в аффекте раздела материального или духовного имущества и споров мы забываем. Это может быть наше будущее, наши успехи или… или просто мирное население, которые мы внесли в это поле, поставили в сторонку и потом о нем забыли.
Наступила тишина, друзья вслушивались в отклики и отражения своих мыслей и чувств. А Рахамим тем временем добавил последнюю мысль:
– Одно я знаю точно, выучив из своей жизни: когда мы не можем изменить вещи согласно нашему желанию, то меняются сами наши желания.
Рахамим завершил свою речь более тихим голосом. Илан прекрасно понял смысл его последних слов и уловил, что дедушка не очень хочет дальше об этом говорить, а сам молодой человек не очень хотел об этом думать. Потому что это было больно и требовало много сил. А он был еще не готов к этому. Он вновь решил, что подумает об этом лучше «завтра».
Через две недели в позднюю осень Ашер с членами семьи посетили семью Клэйр. Он оказался прав, от одной встречи с этой милой девушкой мама успокоила все свои натянутые струны беспокойства за сына. Девушка была среднего роста, с волосами цвета золотистого блонда и светло-серыми глазами, словно цвет всей ее души, светлой и доброй. Они с Ашером как две противоположности дополняли друг друга по цветовой гамме. Все члены семьи собрались, несмотря на негодование отца и его запрет. После того, как Ханна убедилась, что сын будет искренне счастлив, и сама успокоилась. Вскоре состоялся скромный обряд обручения, и Ашер с Клэйр запланировали небольшую семейную свадьбу на весну этого года.
Близилась зима и, соответственно, день рождения Хилай. Илан уже смирился с тем, что будет ей писать картину, но теперь, увидев реакцию отца и переживания мамы, он вновь где-то глубоко внутри сделал шаг назад. Если среднему брату эти порывы стихийного бедствия отца давались почти без последствий, то в душе Амирама и Илана они оставляли глубокие повреждения в крове и жилище чувств. Одна часть молодого человека много раз пыталась подумать: а что было бы, если сейчас на месте Ашера был он? Но другая часть без колебаний давила эти мысли и уносила его куда угодно, лишь бы не думать о том, что так больно ранит.
Глава 16
Хилай с тех пор, как услышала, что Илан согласен с ней вместе рисовать, еще три месяца назад, перестала напоминать о своем дне рождения. Ей было бы это забавно, считать дни до дня рождения и играть в игру «А что же все-таки он ей подарит», но не теперь. Не теперь, когда дело дошло до серьезного выхода за некие пределы и преграды со стороны Илана. Молодой человек заранее присмотрел краски в небольшой лавке для художества в городе N. Зайдя в магазин, он услышал запахи моря, деревьев, неба и луж от дождя, запахи тишины и падающих листьев, которые он безмятежно рисовал в свои долгие отцу, короткие и быстрые самому часы жизни когда-то. Он словно унесся в свое недалекое прошлое, где он был самим собой, несмотря на запреты и жесткие рамки, которые ему ставил отец. Вечером он долго рассуждал, с чем могло быть связано то, что, когда он был маленьким, все эти нападения не оставляли такого глубокого шрама в его душе. Илан тщательно пытался анализировать, почему сейчас он, став взрослее и самостоятельнее, стал более ярко чувствовать эти выбросы злости и упреков со стороны отца.
Он не понимал, что есть разница и в его окружении, и в нем самом, если сравнить эти два разных отрезка времени. Он был дома, в окружении мамы и братьев с сестрами, у него были защита и поддержка, принятие и понимание со стороны экологичной среды, в которой его, растущее дерево, берегли. Но отец хитрым способом довел до минимума эти встречи и связи. Теперь он был основным его окружением вне учебы. Он был той нормой, которая со временем разъедает и формирует свои изгибы на камне. Он был хитрой водой, которая может точить камень. Илан не понимал, что, находясь в нужном окружении, однажды человек примет ту форму, что ваяет из него рука этого коварного мастера. Чтобы сохранить себя, необходимо слишком много сил и внутренней мотивации. Отец также поменял свой подход к Илану. С Ашером он понял, что вариант продавливания через свой авторитет не сработал. Теперь Илан был единственной его опорой и надеждой на будущее. Молодой человек видел каждые выходные улыбки и вел дружеские беседы с отцом, чему был очень рад. Вся эта игра была построена на подсознательном уровне с обеих сторон. И каждый из них как мог, так отмахивался от мыслей и размышлений по этому поводу, ибо они приносили дискомфорт. Каждый играл свою роль. Единственное, что они не замечали, что, играя в эти игры, люди действительно меняются, мало, медленно, но меняются. И какова будет цена, которую необходимо заплатить однажды, дойдя до линии соединения их путей, никто не знал. А пока же оба делали неторопливо шаги навстречу друг другу.
Зима в городке, где жила Хилай и семья Илана, была мягкой и теплой. Но для жителей города все равно вечера были слишком холодными, чтобы шагать у моря или проводить много времени на улице. Илан заранее запланировал занятия так, что был впереди группы, так как собирался весь этот день пропустить. Хилай была им предупреждена, что он будет ждать ее у колледжа ближе к концу ее учебы. С самого утра он приехал в свои родные места детства, обдуманно одевшись, чтобы не замерзнуть, сел у моря и вскрыл первый тюбик с краской. Ох уж этот запах, он вновь унес его в дни его душевной свободы. Он машинально вскрывал разные цвета и вдыхал их аромат, затем наносил крупными мазками на белый холст. Не было ни определенного рисунка, ни цели, что рисовать, ни четкой последовательности, что с каким цветом смешивать, его окутывало только удовольствие.
Хилай знала, что он не пойдет на учебу с утра, но не стала уточнять, что он будет делать. Она была уверена, что он приедет с утра сюда, к их камням, и будет сидеть и изображать именно те выражения на лице, что она много раз себе представляла. И вот она видит, как он вскрывает первый тюбик, второй, третий и все ровно так, как она воображала много раз в своих мыслях. Она пришла раньше Илана и села в кафе неподалеку от берега, чтобы дождаться ответа на свою чувствительность и интуицию. Но на берег вышла только после него и сидела достаточно далеко, чтобы быть незамеченной и не мешать ему дышать.
После того, как Илан завершил свою картину, он выпрямил спину и уставился на горизонт. Хилай еще немного понаблюдала за ним и затем не спеша направилась в его сторону. Она остановилась достаточно близко от него, но так, чтобы не видеть саму картину. Он ее пригласил к себе рукой и показал на холсте крупными мазками красивое, живое море. Хилай была очарована этим волшебством, которое могут создать краски.
– Ты вся замерзла, – сказал Илан, схватив ее руку, поцеловал каждый тонкий палец.
– Твой нос тоже похож на носик собаки, не менее холодный, чем мои руки, – коротко засмеялась она.
– Это тебе.
– Я знаю. Спасибо!
Молодые люди собрались и пошли вместе в сторону города.