В Гомеле меня органично вписала молодая пара немногочисленной белорусской интеллигенции. Школьный учитель и журналистка местной газеты. У них месячные зарплаты, они мне озвучили их размер, я чуть в обморок не упал. Насколько мало они получали и ещё жили в ипотечной трёшке в новостройке. Мне было стыдно, что я выпил у них всю пачку чая. Кстати, чай недешёвый был. В пирамидках. Я выдул кружек десять на глазах этих бедных людей. Жаль было есть их еду, потому что с такими зарплатами и ещё меня пригласили. Эти люди были святыми. Я так понял, им родители усиленно помогали. Невозможно было на их нищий семейный доход так питаться и платить за ипотеку. Либо они перед моим приездом взяли кредит.

Мне было неинтересно ничего смотреть, мне всё набило оскомину, я скорее хотел домой. В Брянске вписался к молодой паре. Хавал пельмени, играли в интересные настолки.

Город Орёл был просто жёсткий депрессняк. Как там вообще ещё люди жили.

В Липецке вписка была. Парень приехал, квартиру мне открыл и уехал куда-то. Я наконец побыл в помещении наедине с собой. Хорошенько вздрочнул на анальное порево с Полиной в ванне. Спасибо вайфаю. Нашёл очень редкую худую русскую девушку.

Дальше со всякими грузовыми и дальнобоями доплёлся уже до почти родной Пензы. Я стоял на обводной и думал смотреть этот конченый городишко или домой дальше ехать. Потом сказал вслух Пенза. Как и Ульяновск ничем не примечательное унылое захолустье. Такие крайне неблагополучные места, как Пенза и Ульяновск всегда следовало обходить стороной. Чита ещё, но она так далеко, что можно сказать на том свете. Люди не могли уразуметь, что можно быть счастливым только в Тольятти.

Чтобы гарантированно доехать до Сызрани пришлось купить маркер и отыскать картонку.

Всю ночь шёл от трассы через всю Сызрань до жд вокзала. Ну а на первой электричке уже добрался до своей уютной квартиры в родном Октябрьске. Местность, где старые умирали и молодые не зарождались. Этот провинциальный городок был на первом месте в Самарской области по красоте природы и на последних местах по всем остальным параметрам. Вдоль тянулась железная дорога. Раз в полчаса доносился стук металлических колёс. Это расстраивало безусловную тишину бессодержательных улиц, потому что большинство населения — малоподвижные и умирающие пенсионеры. Они прочно сидели молчком перед телеком в своих халупах. Не производили лишних телодвижений, чтобы от этого не израсходовать всю постыдную государственную пенсию на харчи. Больше расход энергии — больше надо калорий. Я брал с них отличный пример и вёл себя практически так же. Вёл себя так, будто меня и не было вовсе. В чём была разница между Октябрьском и Нью-Йорком. Только в гуле или я просто не пробовал.

На бирже труда, где я был уже постоянным клиентом мне предложили пройти обучение на спасателя в местный бассейн. Во время испытания я сиганул в воду и шарахнулся переносицей об дно, как сознание не потерял. Так тупо прыгнуть мог только я, не вскользь, а прям как говно: сверху вниз. Меня не спалили с таким промахом, хотя пошатывало здорово. Я неплохо плавал по дну, на быстроту и меня устроили.

Просидел до зелёной весны, смотрел, как барахтаются люди. Посетители — либо очень старые, либо очень молодые, все остальные моего возраста здесь не проживали или были в посмертном браке. В этом городе можно и нужно было любить только естество и себя. Все местные девушки, кто не залетел и не умер сразу после школы сбегали в мегаполисы, им же нужно было себя выгодно реализовать. А в нищем, депрессивном Октябрьске можно было только хер сосать. Самое важное я ж был ещё извращенцем, мои страсти никуда не делись и гораздо лучше было если об этом никто не знал в месте моего постоянного пребывания из-за своего жилья. Это же основной смысл всей жизни у людей — кто другой кого как трахает, как любит. Глубоко подавленные совковые бабки и дедки в этом плане беспощадны и крайне недоразвиты, а они составляли большинство населения моей незаслуженной и чужой родины.

Продал дудельзак. Купил галисийскую гайту (испанская волынка) в нетрадиционном строе си-бемоль. Потихоньку дудел, по сравнению с немецкой исполнять одно удовольствие: умеренная громкость, легко дуть, легко разбирать инструмент. Дудук пытался продать, отдать, но затем просто выкинул в мусорку. Я не мог продолжать работать спасателем, потому что мне не на чём было уезжать домой ночью в конце смены. Мне даже приходилось заниматься автостопом у себя в городе когда не было такси или надоело ждать когда наберутся в салон люди, чтобы меньше платить. Познакомился с молодым талантливым урологом. Просил его сделать мне вазэктомию подпольно, всё равно никто не узнает. Предлагал хорошо заплатить. Ни в какую.

В середине весны я уехал в Адлерский район Сочи. Устроился спасателем в отеле напротив аттракционов. Всё складывалось замечательно. Оформился, заселился в общагу на территории гостиничного комплекса. С первых дней стал выносить еду из столовой. Я просил вторую порцию, накладывал её в контейнер и всё: запасы есть. График два через два и ходить в столовку можно было только в рабочие дни. На электронной карте 30 проходов: 15 обедов и 15 ужинов. Сильно сгорел на яростном солнце. Пока купальный сезон не начался, мы облагораживали морской пляж. Носили спасательные вышки. Ставили ограничительные буи на воде. Занимались всякой хернёй. Я ни с кем больше не сближался, ко всем относился с дружелюбием.

Когда сезон начался, я удачно забил место спасателя на одном из пяти открытых бассейнов внутри комплекса. Не надо было идти на переполненное телами море, там торчать на высокой вышке. Я безмятежно сидел на мини-вышке и залипал в планшете. Отказался от кофе и чая. Отказался дрочить на порнуху, вернулся в проверенный способ через джайнскую медитацию, как в детстве. Я понял, что порнуха — это жесточайший самообман. Казалось бы, ну подрочу на трахающихся, никто же не видит. Но это была болезнь — сексом занимались те люди на видеокартинке, не ты. Собственное воображение по сути это то же самое, но мягче и щадяще для психики. Идеально было вообще не дрочить, но северные поллюции давали о себе знать. Когда случались ночные семяизвержения из-за чрезмерного накопления — ну это было хуже всего. Просыпаться ото сна, где всё, как надо, как хотелось и тут из тебя без всякого сексуального удовольствия выталкивалась лишняя жидкость. Во сне я даже не успевал поднести член к бабьей промежности. Не было выхода — или дрочить и получать хоть какое-то наслаждение или непроизвольно спускать в трусы по ночам с тяжёлыми ощущениями полного разочарования.

Я начал играть на набережной на испанской волынке. Уходил подальше от основной движухи, чтобы не раздражало торгашей. Долго такое слушать не каждый выживет. Я играл примитивные импровизации и стучал перкуссией на кроссовке. За вечер отлично выходило. Меньше пятисот рублей не бывало. Облазил весь Адлерский район. Ничего особенного в моей дармоедной жизни не происходило: два дня сидел на бассейне, два дня днём купался или слонялся, а вечером дудел пару часиков. В Чёрном море я выполнил обязательную норму: поссал (каждый раз), посрал (один раз), подрочил (два раза). Всё прошло весьма хорошо.

Ещё в Санкте меня впервые поразила икота, которая тянулась больше положенного. Ночью я вызвал скорую помощь. Они сделали мне укол, меня всю ночь на койке выворачивало от того, что мне там впрыснули. Психопатологический симптом не прошёл сразу.

Я решил сходить вечером в широко популярный за пределами Сочи рок-бар треугольник со сценой. Иногда я спрашивал там не нужен ли кому музыкант-мультиинструменталист. Перед вылазкой на хардкор концерт меня снова поразила жёсткая икота. Я выпил стакан с содой. Внутри заведения я слэмился и как снег на голову испытал звоночки диареи. Это было особое враждебное чувство в животике, когда ты уверен, что это сто пудов кровавый понос и он очень хочет на божию волю. Я был до такой степени благороден и высок, что пожалел туалетную кабинку рок-бара. Я был уверен, что я если б я сел там срать, то всё забрызгало бы до динамического потолка.

Нужно было до моря, чтобы там в камешках посрать или в моём случае продристаться. Я не дошёл конечно же: сожрать на ужин несколько салатов, две порции гарнира с подливой, выпил несколько компотов и добил стакашкой соды, чтобы не икать. Не помогло…

Я шёл, икал и жидкий, как вода чёрный понос небольшими порциями выталкивался наружу. Я был не виноват, я честно не мог его больше удерживать. После первых выпрысков я расслабился и потекло поувереннее, в кроссовки с носками залилось. Это были почти новые ньюбэлэнсы и они это заслужили, потому что это говно, а не обувь.

Сенсационно дошёл до живительной воды, стянул обосранные джинсы, обувь, носки и трусы. Всё хорошенько сполоснул, даже следов не осталось. На улице тепло, дошёл до дома. Принял душ и лёг отдыхать.

Встретился с местным изготовителем волынок. Он бесплатно и по-братски почистил и проинспектировал мою гайту. У него я с торжественной радостью поиграл на истинном шотландце, дуть было чрезвычайно легко, проблема в звукоизвлечении: у меня на гайте просто пальчики поднимаешь друг за другом и нотки получаются, а на шотландце такое не прокатит, там вилочная система, надо оставлять некоторые пальцы на своих местах. Примерял настоящий килт со всеми причиндалами.

Практиковал глубинные погружения. На Волге я чуть глубже нырял, голову сдавливало и сразу боялся, наверх грёб. А в Чёрном море я привыкал всё к большему и большему давлению, моментальная смерть никогда не была так близка. А что если б я однажды не успел обратно подняться, не рассчитал немного запас кислорода.