До Сараево меня подбросил немного сумасшедший. Он воскликал всю дорогу, что я Александр Македонский. Работник придорожного кафе заявил, где мы остановились, чтобы водила попил кофе, что он крейзи. Мне было всё равно, главное, чтобы не трогал меня, а калякать можно всё, что угодно.

В Сараево я наконец совершил фатальную ошибку. Расслабленный, изнеможённый лёг спать в центре города на крыше домика, которая хорошо просматривалась. Всё самое ценное было внутри разложенной палатки: фотик, планшет, документы и немного местных денег. Я застегнул изнутри палатку и приготовился ко сну. Снаружи кто-то шастал. Очень осторожно кружил вокруг меня, то убегал, то снова подходил.

Я расстегнул палатку и передо мной стоял босниец, пацан лет тринадцати. Я сразу отчётливо понял, что будет что-то не так и так просто эта мелкая гадина меня уже не отпустит. Он стоял в небольшом отдалении и зорко следил, как я уверенно снаряжал рюкзак. Не было времени собирать палатку — я сгрёб её в руки и устремился мимо него с лестницы вниз на освещённую улицу. В кромешной темноте этот пацан рванул мне сзади две цепочки: одна — серебряная с крестиком от брата, вторая — круглый медальон с деревом от Даши. Всё посыпалось на пол, но я даже не остановился. Улица была безнадёжно пуста. Этот малой догнал меня, у него в руке блестел кухонный длинный нож. Я ему говорил ноу мани. Всё ценное было в палатке, а этот недоумок порылся в верхнем отделе рюкзака и вытащил налобный фонарик — подарок от Любы. Он встал с грустным видом, несколько раз сказал слово извини. Я поднял с пола палатку и медленно, не спеша и не оборачиваясь, дошёл до ночного кафе, где рухнул на стул и облегчённо выдохнул. Минимальный урон и даже не пришлось дёргаться. Переведя дух и сожрав бургер, которым меня угостили сочувствующие, я энергичными перебежками вышел из спящего Сараево на природу.

Когда я лёг на глухой газончик, скрытый кустиками и скалами. Я активно начал трогать сломанную шею. Почему я сразу не пришёл сюда, почему не остановился и не собрал сорванное, почему не выхватил нож у него из рук, почему я здесь. Я кардинально решил ехать домой, а не в Рим. Как же всё настоиграло давным-давно уже, но этот досадный случай стал переломным, что обнажил истину: везде ты с собой берёшь своё место. Что я вынес из всех этих таинственных путешествий: всё, что не Италия и не Таиланд есть мёртвая помойка. Только итальянки и тайки любили меня, остальные, особенно русские — говно. Жирные и фригидные поголовно, какой там анал, полностью мёртвая промежность, а мнили себя чуть ли ни королевами эльфов. Почти все отечественные девчонки не ощущали ни клиторальный, ни вагинальный оргазм. Зачем они вообще тогда жили. Хотя бы в задницу давали иногда, хоть как-то скрашивали всё это.

Эта была последняя ночь, когда я молился Махавире. Так умерла последняя религия. Махавира давно остался там в Таиланде. Всё это время я молился вслух сам себе. Я стал Тиртханкарой, ну как стал, я им родился, но сейчас самый удобный момент.

Вот вечно было плохо, если что-то шло не так, как хотелось. А так бывало всегда. Они говорили мне почему я такой довольно добрый. Я отвечал, потому что я живу в России.

Женский задний проход это, как игра на тяжёлых условиях. Чтобы можно было получить доступ к нему нужно было пройти по долине смерти. Этим я и усердно занимался.

С горем напополам доехал до Сербии. Хоть кириллица опять. В Новом Саде была вписка. Я купил арбуз хозяину, скинул рюкзак и пробежался по городу. Ничего не запомнил.

В Белграде весь центр по привычке прочесал, хотя мне настолько было уже всё неинтересно, что как в блаженном тумане.

Был в Белграде, поздно вечером пошёл прочь от города на север. Долго-долго шёл по автомобильному мосту. В Нови-Саде я был после Белграда.

Вечером следующего дня я шёл уже по дороге Венгрии. Лёг спать в ухоженном леске у дороги.

Днём я уже был в пригороде Будапешта. Сидел в Маке, отдыхал и сообщил, что приду, у меня была там вписка. Безбилетником проехал на автобусе, благополучная Европа же уже, не убыло с меня у них. Будапешт очень красивый был, уровня Дондона или Париса. Особенно на том берегу, когда на самой высоте видишь вот это белокаменное сооружение, что сразу в глаза резко бросается. Прошёлся по советскому прошлому, по старинному кладбищу. Кроме меня там никого не было. В Венгрии как-то уютно и хорошо было, ещё и после всех этих югославий. Казалось бы, была одна страна Австро-Венгрия. А разница была колоссальная. От Австрии у меня в памяти был лишь чёрно-белый негатив. Это немецкой менталитет — жить впустую, когда не помогает даже куча денег.

В Братиславе вписался к парню моего возраста. У него была шикарная квартира от родителей недалеко от центра, по ту сторону моста. В Братиславе я славно провёл время и отдохнул. Мы резались в шахматы. Я знал правила, но всегда проигрывал даже детям, потому что я не был способен планировать даже на один ход вперёд. Но в насильный теннис я один раз сенсационно выиграл партию, хотя играл в последний раз в универе. Братиславу я облазил всю, залазил на высоту, где рыцарь на коне смотрит на весь город. Замков всяких насмотрелся.

Мне хотелось побывать всегда на средневековом фестивале. Я был только в Выборге один раз, но это было всё не то. Принарядиться в простолюдина и любоваться смирёнными дамами. Я был бы сыном землетрясения и переворачивал комья раз в год.

Из Словакии устремился в свою любимую Польшу, потому что через Беларусь быстрее всего вернуться в Россию.

Один водила пригласил меня домой поужинать. Это было перед пшекской границей. Я попросился остаться переночевать. Жена этого словака как закудахтала. Я немедленно поспешил покинуть их дом. Этот водитель отвёз меня до озера вдоль трассы. Я лёг спать в тихом поле.

В Кракове у меня была вписка у какого-то ботана, сына состоятельных родителей. Я ему включал различную музыку, а ему было всё одинаково. Эти люди были не живы.

В Кракове я вновь расслабился и посетил замок польских королей. Я как-то пролез без билета. Поляки вообще ни о чём. Я не понимал украинцев, которые унижались и работали на этих людей на зарплату чуть выше, чем дома. Только благодаря тому, что Польша была в союзе она не съехала на лютое дно. Вот по-любому Польшей втихаря правила Германия. Потому что казалось, что эти люди абсолютно ничего не соображают. Единственный плюс — цены ниже, чем у нас. Женщины там какие-то незаметные, будто их вообще нет. Я не видел за три раза, что я был там ни одной полячки. Люди жили без женщин. Без будущего. Польша — это единственное государство без прошлого и перспективы. Польши как бы вообще нет и быть не должно. Я всегда помнил вкус дешёвых польских яблочек. Яблоки — это единственный продукт, который выпускался Польшей. Я плакал вместе с польскими фермерами, когда запретили ввоз их яблочек. Они вываливали выращенный урожай на дорогу. Они были очень дешёвые и вкусные. Даже несмотря на то, что я жил в яблочной столице Самарской области. Вокруг меня росли сады и заброшенные дачи, забитые под завязку этими деревьями.

Из Кракова за день я доехал до границы Беларуси. Переночевал в посадке возле универсама. Жрачки накупил, и не поверить, но это было так: я потратил до конца лишь те сто долларов, что дали мне азербайджанцы в Тбилиси. Сто евро, что дал мне грек остались нетронутыми. Я мог бы стать элитным бомжом с таким опытом, но я пока не хотел.

В Бресте меня вписал на ночь водила. Я там крепость посетил. До Минска за день легко доехал. У меня там была вписка у прекрасной белоруски. Мы смотрели с ней интерстеллар на моём планшете на кухне. У неё были невероятные зелёные глазища. Я любил область глаз у женщин. Нравилось различие в виде отдалённостей от носа. У неё был друг, с которым она училась в институте. Вот у них были офигенные отношения. Они общались, как друзья и в первую ночь спали вместе. Во вторую ночь, когда он ушёл в ночную смену мы были вдвоём. Просто посмотрели кино и легли спать каждый на свою кровать. Блин, как же обидно. Такая девушка. И ничего не было… Утром она приготовила мне роскошный и плотный завтрак и я свалил вон.