Они взялись за руки и некоторое время стояли молча, охваченные волнением, сосредоточившись на мысли о новой встрече. Затем Анаг ушел.
Гараб вошел в узкие низкие ворота второго крепостного вала и увидел постройки из серого камня, похожие на больничные корпуса; в глубине двора задней стороной к скале стоял небольшой храм без архитектурных излишеств. В этой непритязательной картине не было ничего угрожающего; она лишь навевала сильную тоску, и ее гнетущее действие немедленно ощутил на себе Гараб. Ему отвели место в келье, ниша без двери вела в соседнюю келью, где жил старый монах, встретивший гостя полным молчанием.
Бывший предводитель разбойников, привыкший скакать по широким просторам, почувствовал себя неуютно, хуже, чем в больнице. Он уже вполне оправился от болезни, силы его прибывали день ото дня. «Я здесь долго не задержусь», — думал Гараб вечерами перед сном.
Однако педеля за неделей проходили все в том же молчании и бездействии. Какой-то монах трижды в день приносил ему еду, но ничего при этом не говорил. Гараб попытался задать ему вопрос, но тот лишь улыбнулся в ответ и приложил палец к губам, показывая, что дал обет молчания. Гараб обращался с расспросами и к своему соседу, но старый монах сидел с безучастным видом, словно ничего не слышал. Лекарь Мигмар не появлялся.
Как-то, выйдя во двор, Гараб увидел, что монахи направляются в храм на богослужение, и тоже захотел туда пойти. Однако ему жестами дали понять, что он должен оставаться в келье.
С того дня он начал испытывать странное недомогание, будто к нему вернулась болезнь, отбирая все силы. Наконец перед ним предстал Мигмар.
— Я был в отъезде, — заявил он.
Но Гараб ему не поверил.
— Завтра вы увидите настоятеля, — прибавил лекарь и удалился.
«Наконец-то! — подумал Гараб. — Скоро я узнаю, не спаслась ли Дэчема каким-то чудом и стоит ли мне еще жить».
К покоям настоятеля вел извилистый темный лабиринт. Гараб вошел в комнату без окон, освещенную лишь небольшими масляными лампами на узком алтаре. Настоятель сидел па диване, скрестив ноги.
Согласно обычаю, Гараб простерся перед ним ниц, а затем с тревогой посмотрел на человека, от которого зависела его дальнейшая судьба.
Он увидел странное, абсолютно неподвижное, как у статуи, лицо. На желтой коже настоятеля не было заметно ни единой морщинки, однако это лицо казалось столь древним, что человек, попытавшийся определить его возраст, невольно пришел бы в замешательство.
— Вы можете присесть, — сказал настоятель Гарабу, указывая глазами на небольшой коврик на полу.
Его голос был таким же странным, как и лицо; казалось, что глухой, безжизненный звук исходит от какой-то машины, а не от человека.
Гарабу стало не по себе. Такого он не предвидел.
— Брат Мигмар нашел вас, когда вы были ранены и лежали без сознания, и позаботился о вас. Вы же так и не рассказали ему, откуда ваша рана и кто вы на самом деле. Теперь вы просите о встрече с оракулом. Я имею право выяснить вашу подлинную личность и узнать о вас все. К тому же ваше поведение в прошлом, хорошие либо плохие поступки, которые вы совершили, сами по себе меня не интересуют. Призрачная граница между Добром и Злом придумана для близоруких людей. Меня уже давно это не занимает. Я решил изучить вашу физическую и психическую сущность и начал это делать в тот день, когда брат Мигмар привез вас в Сосалинг. Для этого мне было необязательно вас видеть. От каждого существа и каждой вещи исходят эманации, преобразующие природу среды, в которой они пребывают. Крупинка соли, попавшая в чашку с пресной водой, придает воде соленый вкус, и незачем видеть эту крупинку, чтобы узнать, попробовав воду, что в нее добавили соль. Не пытайтесь меня понять, речь идет о науке, самые элементарные понятия которой недоступны для ваших умственных способностей.
Когда настоятель закончил свою речь, ошеломленный Гараб увидел, как маленькие благовонные палочки, лежащие на алтаре, зажглись сами собой. Комнатка наполнилась запахом, нисколько не напоминавшим аромат тибетских душистых палочек. Голова бывшего предводителя разбойников закружилась. Настоятель молчал, застыв как изваяние, и не сводил с него глаз.
— Ваше священство, — пробормотал Гараб, — я — преступник. Моя жизнь, жизнь главаря шайки разбойников, прошла в скитаниях…
— Довольно, — оборвал его