– У меня есть последний рисунок, который она нарисовала у нас. Он в целом готов, она хотела добавить пару деталей. В таких вещах она была настоящей перфекционисткой.

Он вытащил лист, и я уставилась на картину, которая выглядела слишком реальной, чтобы быть нарисованной. На ней изображался сад Эриксонов во всем великолепии. Каждый цветок был прорисован с любовью. Старая, увитая плющом мастерская выглядела так реально, что могло показаться, кто-то сейчас пройдет мимо и откроет дверь.

– Можешь забрать их, теперь они твои.

Я сглотнула.

Коллам сел на подлокотник кресла и взял меня за руку.

– Время ужина! – раздался из-за двери голос Софи. Я с облегчением покинула комнату, в которой витали воспоминания.

– Мне пора идти домой, – нерешительно сказала я после ужина.

– Уже поздно, – ответила Софи. – Коллам, отведи Эмму домой, не можем же мы позволить ей идти одной.

– Разве со мной может что-то случиться, – вяло заявила я в надежде, что Коллам все же пойдет со мной.

Он не обратил внимания на мое возражение и взял со стола обрамленную картину.

– Идем?

– Все было замечательно, – поблагодарила я Эриксонов.

– Приходи к нам еще! – с улыбкой попрощались они.

Мы с Колламом молча шли рядом.

– Наверное, ты задаешься вопросом, какие еще тайны мать от тебя скрывала? – прервал молчание Коллам.

– Очевидно, есть вещи, которые я о ней не знала.

– А ты знаешь своего отца?

Я покачала головой.

– Нет, она никогда не говорила мне о нем, а однажды я даже спрашивать перестала. Она всегда грустила, как только я начинала разговор.

Кажется, он понял меня и кивнул. Я взглянула на него со стороны.