— Молодой фор Гронтеш позволил себе неподобающее? — быстро спросил граф.
Джегейль ответила, легко улыбнувшись:
— Он просто мне не понравился. Хотя я ему, кажется, тоже. Даже странно, такой отец — и такой сынок.
— Адмирал тебе, значит, нравится?
Граф сам не знал, какое именно чувство заставило задать столь личный вопрос. Хотя… на правах дядюшки он, конечно, мог о таком спрашивать.
— Адмирал интересный, — одобрительно кивнула Джегейль. — Умный. Да, в конце концов, взрослый! А Реннар — детский сад. Что-то сам себе надумывает и дуется на пустом месте. Вот вы о Ларке как-то сказали — «мальчишка», а Ларк намного взрослее.
— За Ларком страна, и он об этом помнит, — рассеянно ответил граф. С Ларком-то все было понятно, а в отношении девушки к обоим фор Гронтешам даже сама она, кажется, не разобралась.
— Он, по-моему, у Ларка порученец? — Джегейль заговорила горячо и сердито. — Я так понимаю, если за тобой страна, то все, все твои люди должны быть абсолютно надежны! Как вы, как адмирал. А Реннар у него — слабое звено. И не потому что предать может, нет! Просто дурак потому что. Сам не поймет, когда ошибется.
— И ведь не сказать, чтобы эти мысли не пытались вложить ему в голову, — граф вспомнил Фенно-Дераля и его с младшим фор Гронтешем постоянные словесные стычки.
— А вложенным умом умен не будешь, — возразила девушка. — Пока сам на собственной дурости шишек не набьет…
Смахнула снег с волос, пожала плечами и первой вошла в дом — граф едва успел придержать ей дверь.
ГЛАВА 20, в которой адмирал фор Гронтеш обеспечивает тылы перед войной, а принц Ларк понимает, что война уже началась
Время этой зимой летело слишком быстро, слишком опасно — как штормовая волна, как лавина с гор. Или Оннар фор Гронтеш слишком привык за последние годы к размеренному, бездельному существованию, которое и жизнью-то не назовешь?
Теперь, по крайней мере, он жил. Его мотало неотложными делами от северного побережья до южного, в него стреляли, на него писали анонимные доносы, но сам король, лично, разрешил ему действовать во благо страны так, как он считает нужным. Он собирал флот, договаривался о поставках парусины и пушек, ядер, книппелей и картечи, зерна и солонины, он искал людей и проверял их подготовку, обговаривал с королем финансирование, а с принцем — сценарии взаимодействия флота и армии.
И он еще успевал думать о женщине!
Не о женщинах вообще, что было бы понятней, а о единственной, чья улыбка почему-то вставала перед глазами слишком часто, в самые неожиданные моменты.
Адмирал пытался не обращать внимания, не отвлекаться, сосредоточиться на делах, но, что странно, мысли о Гелли фор Циррент вовсе не мешали делам. Даже, наоборот, помогали. Стало казаться, что один ее образ приносит удачу. Помогает находить нужные слова в переговорах, подсказывает, кого из поставщиков выбрать, где задержаться, откуда уйти, а где пригнуться, избежав пули.
И, спрашивается, кто он такой, чтобы не замечать таких явных знаков? Судьба…
Поэтому где-то между руганью с маркитантами, заключением контрактов с гильдией оружейников и очередной инспекцией северных верфей, уже положив в карман подписанные королем подорожную и «открытый лист», проверив амулеты и прицепив к поясу, рядом с офицерским кортиком, Черный Лотос, адмирал попросил графа фор Циррента принять его у себя дома. Граф оглядел его тем неприятным, пронзительным взглядом, который он приберегал обычно для служебных дел, но ответил подчеркнуто добродушно:
— Отчего бы нет, адмирал, приезжайте. Да хоть нынче же к обеду.