— 12 -

Платоныч довез путешественников до аэропорта. Ирина взялась проводить. Уже прошли регистрацию.

— Ну что тебе, Вера, эта Мальта. Лучше бы в усадьбу поехала. Сейчас виктория поспевает… — моряк явно нервничал.

— Все, не надо. Улыбнитесь, капитан! — Вера Яновна была на подъеме сил. — Мы с фельдмаршалом пойдем на посадку, а вы езжайте. Бабуле привет и поцелуи.

— Семь футов под килем! — Платоныч пожал руку «лоцману», обнял Веру и ушел первым.

Иришка быстро поцеловала сестру, Андрея Петровича, уже почти плача пожелала «Счастливого пути» и ушла в машину.

«Гейт» находился рядом с киоском «Пресса», и Андрей удачно приобрел путеводитель по Сицилии. «Чижик-Пыжик» нес свою службу исправно!

Объявили посадку на рейс Санкт-Петербург — Стамбул. Все четыре часа полета мужчина и женщина почти не разговаривали. Вера читала повесть Андрея, а он — ее книгу-исследование. Изредка (видимо уже пора было конспирироваться) женщина называла мужчину «дорогой» и просила о какой-то мелочи. «Новобрачный» был галантен и ухаживал за «молодой» в меру пылко. После обеда, к которому «дорогая» не притронулась, она положила голову на плечо Андрея, и легкое ее дыхание и убаюкивающий хрупкий аромат волос заставили и Андрея заснуть последний час полета.

Аэропорт в Стамбуле, как и любая другая вещь в Стамбуле, назывался «Ататюрк» — Президент и любимец турок. Султан, вроде наших Ленин-Сталин.

Ожидать рейса Стамбул — Валетта придется шесть с половиной часов. Ехать даже на такси в шумный восточный жаркий город путники не захотели. Регистрацию они сделали еще в Питере, поэтому сразу прошли через контроль в более уютные и прохладные залы вылета. Оба были опытны в длинных перелетах! Молодая женщина и ее кавалер нашли большое, полутемное и практически пустое кафе, заняли столик в самом дальнем от входа углу. Кондиционер рядом, на столике лампа и свечи. Андрей сходил к буфету, принес кофе, чай, сок, воду, закуски, которые заказала спутница. Опустился в мягкое кресло, зажег свечу.

— Я два года назад летала этим маршрутом на Мальту. Конечно, обдумывая и будущую работу и книгу, но, главное, хотела, чтобы Павлик поучился в одной из международных школ, коих на Мальте достаточно. Он был со мной, две недели провел в летнем лагере, но учиться в далекой, чужой стране не пожелал. Ну и ладно. Да и знаки были против учебы здесь.

— Ты, как и Ирина, эзотерик? — спросил Андрей.

Вера Яновна рассмеялась наивности и прямолинейности вопроса, затем сосредоточилась и сказала:

— Я профессиональный, если угодно, эзотерик. Только я не ищу Шамбалу, не вслушиваюсь в «музыку сфер» и пр. Я двадцать лет занимаюсь тайнописью, знаками тайн и тайнами знаков, учусь понимать слово в знаке и знак в слове. Естественно, за всем этим стоят вибрации космической энергии. Только я практик, и не плету паутину нитей подсознания. Это, видимо, умеешь ты. А мой метод проще: логика и расчет. Похвастаться могу лишь тем, что «матрица» у меня в голове настолько обширна, что я умею строить сотни комбинаций. Ну, как очень сильный шахматист. Хотя кое-что использую и на уровне… шаманства. Трость твоя, например.

Говорила все это Вера Яновна «отрешенно и созерцательно» как о «рабочем моменте». Одновременно поедая бутерброд и салат. И внимательно читая андрееву повесть. Андрей достал из сумки Бродского и начал лениво листать страницы, лишь пробегая их глазами. Он то и дело бросал взгляды на соседку. Эротическая компонента в этих взглядах хоть и была, но уступала той одухотворенности, детскости и одновременно материнству, которые излучала эта необыкновенная женщина. Ей хотелось довериться. И впрямь Мадонна и ее вечная тайна!

— Что ты читаешь? — спросила Вера.

— Бродского. О Стамбуле.

— А, это где он называет город «человеком с двухдневной щетиной с утра». Бродский не любил Стамбул, так, посетил Второй Рим, будучи выпертым из Третьего. Он любил Венецию. А Байрон любил Стамбул… — все это женщина говорила, не отрывая глаз от повести. — Мне понравилась вот эта глава. Называется «Камень и колокол». Вот ты пишешь, что Савл в молодые годы был участником убийства первомученика Христова, Стефана, который к тому же был родственником Савла. Савл держал камень в руке, но не бросил в Стефана. А вот еще… Савл любил рассуждать: какой камень нужен… много небольших для мученической смерти… На руке Савла остался след от камня… А вот уже в образе Павла: «Пусть правая рука не знает, что делает левая». А вот еще дальше… апостол Петр струсил и отрекся от Учителя. А Христос отреагировал словами: «На сем камне (Петре) воздвигну я церковь свою». Хороши Первоверховные апостолы: один убивает первомученика, другой отрекается. Может Христос разуверился во всех своих учениках, и вообще в людях, и так горько сиронизировал: «на твердолобном камне»… Других не нашел…

Андрей раздраженно нахмурился и остановил Веру:

— Христос перевернул сознание в первую очередь не смиренных, а глубоких людей, противоречивых в своей гениальности. И со своими неоднозначными человеческими характерами и судьбами.