Вошел Бакстер Александер — отец Делани, в сопровождении целой своры папарацци. Он подошел прямо к дежурному полицейскому и начал с ним говорить.

Папарацци фотографировали, пока дежурный офицер не выпроводил их на улицу. Олив отвлеклась от Данте, вернее, от Дэнни. Пересекались ли их пути в университете? Она просто не знала. Но если он ходил на занятия с Пейсли, вполне вероятно, что он был в ее ближайшем окружении.

Олив улыбалась, пытаясь вести себя так, будто ничего не изменилось, но чувствовала, как теряет самообладание.

— Здравствуйте, дамы! — К ним подошел отец Делани. — Простите, что отослал адвоката, которого вы наняли, но я сам займусь этим делом. Малкольм угрожал мне, и я не удивлен, что Делани пошла к нему разбираться. Я сделаю заявление для прессы, когда ее выпустят. Не могли бы вы обе подготовить ее?

— Да, сэр, — ответила Олив. — Но нас не пускают к ней.

— Сейчас пропустят, — заверил он. — Я разговаривал с судьей, и ее скоро освободят.

Он заметил Данте и протянул ему руку:

— Бакстер Александер.

— Данте Руссо.

— Руссо… «Инферно брюинг»?

— Да, сэр, — сказал Данте.

— Я наблюдаю за вашей компанией с тех пор, как она появилась, — произнес Бакстер, затем резко повернулся, когда у него за спиной открылась дверь.

Появилась уставшая Делани. Ее тушь размазалась, и она почему-то была только в одной туфле. Ее платье было грязным на подоле и порванным. Она и ее отец уставились друг на друга, потом он подошел к ней и обнял. Они тихо поговорили, и Олив повернулась к Данте:

— Я была той девушкой, которая тебя обидела? — В глубине души она знала, что это так, но ей нужно было услышать его ответ. Почему он не упомянул об этом в самом начале? Если он знал ее, почему молчал об этом?

Она просто не могла не услышать предупредительных сигналов, которые ей подавала интуиция. Вот она — карма. Она подумает об этом после, потому что прямо сейчас ей не по себе. От злобной стервы не осталось и следа, а была только Олив — уязвимая, обиженная и одинокая. У нее был трудный день, и одна из ее лучших подруг попала в тюрьму. Теперь еще и Данте — это не Дэнни…

— Да, — хрипло произнес он, в его глазах читалась обида.

Олив казалось, что она вот-вот разлетится на миллион осколков.

— Почему ты мне ничего не сказал? — Она затаила дыхание.

— Сначала я думал, что это не важно, — грубо признался он.

— Но почему ты ни о чем мне не рассказал, когда мы переспали? Или когда я призналась в том, каким ужасным человеком была?