Это радует. Потому что Маша — моя. Никому не отдам. Особенно когда знаю, что всё взаимно у нас, и что родители не будут ей мозг выносить по поводу всего. А счастливой я ее точно сделаю. Сейчас только разрулим всё это, и сразу…
Мы стоим на улице около ментовки и обнимаемся. Пытаюсь Машку успокоить, она от эмоций вся чересчур взрывная. И я ее любую люблю, от такой стервочки даже сильнее кайфую, но знаю, что Маша потом сама отходить долго будет, если очень много эмоций за день потратит. Да и сильной ей быть не обязательно больше — я ведь рядом, пора расслабляться.
Она сначала много-много болтала, а теперь молча стоит и обнимает, уложив голову у меня на груди. До конца жизни вот так стоял бы, честное слово.
— Я так испугалась, — шепчет Маша, — так испугалась, что сама не поняла, как умудрилась собраться и столько всего сделать. Я ему в нос дала, представляешь? Прямо в тот, который ты ему сломал.
— Ты что сделала? — смеюсь и смотрю на Машу со смесью восхищения и удивления. Маша — это нежность и женственность, как она могла дать кому-то в нос, я ума не приложу. — Ударила?
— Ага, — она краснеет и хихикает, прикрывая рот ладошкой. — Представляешь? Разозлил меня, гад, ну и я… Ему было больно, — моя мартышка прищуривается хитро и мстительно, словно вспоминая момент и смакуя им в памяти. — Гордишься мной?
— Очень! — киваю, говоря правду. — Только больше так не делай, иногда на удары могут начать отвечать, ну так, вдруг ты не знала…
— Там рядом был Игорь, я всё просчитала, — вздергивает нос, — но больше и правда не хочу. Не самое приятное чувство.
— Ой, кому ты заливаешь, — смеюсь над ней, потому что видел, с каким довольным лицом она вспоминала момент удара. — Кайфанула — имей смелость признаться.
— Ладно! — вскидывает она руки и закатывает глаза. — Было круто, всё? Доволен?
— А то, — посмеиваюсь и притягиваю ее за руку к себе обратно, снова обнимая. — С кем поведешься, да, Маш? А то парень гопник у тебя, уголовник… — кривляю слова Ленки, а потом морщусь от резко прилетевшего кулака мне в живот. — Понял я, понял. Дамир очухается — я тебя к нему на бокс отдам, что ты всё желание покалечить людей там оставляла.
Машка хочет начать возмущаться, но ее прерывает папа, который выходит их ментовки с… Манукяном. Приятная встреча.
— Надо ехать в больницу, — говорит он, и мы сразу догадываемся, зачем и почему. Явно не к Али. К сожалению.
— Я к этому, — говорит Манукян, неопределенно качая головой. Под “этим” явно имеется в виду произошедшее с бывшим Машки, принципиально его имя я запоминать не хочу, — никакого отношения не имею. Проделки сына. Поехали.
Он говорит коротко, отрывисто, и сразу уходит вперед, усаживаясь а машину и срываясь с места. А мы идем следом за папой, прыгая к нему в тачку. Я — на пассажирское, а Машка назад, как ребенок маленький.
— Па, че происходит?
— Очнулся сыночек, — кивает он на машину Манукяна, что едет перед нами. Слышу, как испуганно всхлипывает Машка и тяну ей руку назад, переплетаю пальцы, чтобы не боялась. — Разузнал, что тебя отпустили, решил отцу насолить и тебя засадить. Как на этого полупокера вышел я не знаю, думаю, из соцсетей, а дальше всё просто. Договорился, деньги с карты отца перевел, свои руки чисты, а отец мент замешан в совершении считай приступления.
— И че делать дальше? — спрашиваю. Понимаю же, что так просто такие вопросы не решаются. У того ублюдка мозгов нет совсем.
— Ну, Манукян мягко говоря разозлился, проверил переводы, позвонил сыну. Короче, я сказал, что мы встречное выдвинем, за Машку. Потому что я дал ему слишком дохера в тот раз, а мой сын всё равно оказался за решеткой. Я ему пригрозил, что всё анализы на руках, записи с камер, свидетелей найду. Он зассал, конечно, сразу. У нас был уговор, а его сынок всё обломал.
— Так, и какой итог?