Меня посетило ощущение дежавю.  Семью днями ранее Калинин точно с таким же выражением лица и с той же интонацией расхваливал Захара. Теперь это делает Захар, только он поёт оду Тимуру.

— Неделю назад я уже слышала подобную речь, когда Тимур, как ты выразился, нас благословил. Ты сейчас тоже пожелаешь мне счастья и уйдёшь, вернее, попросишь уйти меня?

— Нет, — уверенно отозвался Ногинский, и лишь тогда я с облегчением выдохнула.

Пусть из-за сумятицы в жизни ещё не разобралась, Захар дорог мне как друг или как любимый мужчина, главное — он мне дорог, и меньше всего хотелось бы его терять.

—  Тогда к чему все эти разговоры о Тимуре?

Захар поднял стакан, отпил из него, полагаю, не для того, чтобы утолить жажду, а скорее, чтобы дать себе время обдумать ответ.

— Лера, я не умею выражать чувства словами, поэтому и говорить о них не люблю. Ты сама знаешь, как я к тебе отношусь. Мы видимся каждый день, и мне теперь не приходится, скажем так, клянчить общение, и от этого я в полном экстазе. Но меня постоянно преследует мысль, что ты из чувства признательности заставляешь себя ко мне приходить. Поэтому я и начал разговор о Тимуре, чтобы донести: ты ничего мне не должна. Если у тебя нет ко мне чувств, не притворяйся влюблённой только потому, что так требует совесть.

— Если бы не хотела, я бы к тебе не приходила, — выпалила я с раздражением, как ему такой бред вообще мог прийти в голову? — Кроме того, лично для меня притворяться — это обманывать человека. Я тебя так никогда не обижу. И себя тоже. Да, ты меня спас, но я не считаю, что теперь моя жизнь полностью принадлежит тебе.

Ногинский с улыбкой игриво коснулся пальцем кончика моего носа и протянул:

— Правильно рассуждаешь. Полностью с тобой согласен. А теперь скажи, какие у меня шансы?

Опешила: чего-чего, но вопроса в лоб никак не ожидала. Зато уже спустя мгновение поняла: ответ у меня есть. И всегда был. Только я его скрывала сама от себя. Захар обалденно красивый и харизматичный мужчина, с ним действительно легко и комфортно, но от его взгляда у меня не перехватывает дыхание, а от прикосновений сердце не выдаёт бешеный ритм. Нет, я его искренне люблю, но как брата.

— Захар, ты мой самый близкий друг, — вложив всю нежность и признательность в голос, произнесла я.

Ногинский, пристально глядя мне в глаза, наклонился в сторону, отчего наши лица максимально друг к другу приблизились, ласково поцеловал в щёку и прошептал:

— Спасибо за откровенность.

— Ты теперь не захочешь меня видеть? — взволнованно спросила я.

— Не говори ерунды. Мы с тобой отныне повязаны, можно даже сказать кровью. Так что, сестрёнка, так просто от меня не отвяжешься.

Сестрёнка? Серьёзно. Да у нас мысли сходятся. Мы и правда с Ногинским две родственные души.

С Захаром мы провели ещё час: вместе убрали со стола, потом я проследила, чтобы он принял таблетки в правильной дозировке, затем приготовила ему бутерброды на утро, чтобы его завтрак не состоял лишь из кофе, и после отправилась домой.

Забравшись в салон автомобиля, достала из сумочки телефон, пролистала контакты до абонента «Тимур», нацелилась на кнопку вызова и замерла….

Нет, не стоит, рассудила я и бросила мобильный на соседнее кресло.