И, гордо расправив плечи, я ковыльнула в сторону дома.

— Ладно-ладно, не злись, — примирительно сказал менталист, преграждая мне дорогу. — Обопрись на меня, а лучше, хватайся за шею, я отнесу тебя в дом. Посмотрим на твою ногу.

— Спасибо за предложение, как-нибудь обойдусь.

Васкес-старший закатил глаза.

— Фелиция, ты хромаешь!

— Да что ты говоришь? — вспылила я. — Так может, я из-за тебя и хромаю? Весело тебе, я смотрю. Конечно, это же так весело, когда в дом врываются неизвестные люди!

— Лици, подожди, — скорчил он кислую мину.

— Какого змея? — зашипела я и, медленно выдохнув — я спокойна! — сказала: — Кристиан говорил, что вечером вернется с охраной. Так какого змея в моем саду делаешь ты?!

— Какого змея, значит? — сощурился Тони и отступил от меня. — Сейчас поясню, какого. Криса срочно вызвали во дворец. Не каждый день, знаешь ли, в собственном доме душат аналитика!

Я сглотнула, ощущая, как на руках у меня волосы дыбом встают, то ли от прохладного ветра, который теперь, когда Тони отошел, добрался до моих плеч, то ли от страха.

— Сначала душат, потом лишают крови, — ледяным тоном говорил менталист.

— Я … поняла, — опустила я глаза.

— Замечательно, что ты поняла, — сквозь зубы выдавил Энтони. — Так, может, теперь ты потрудишься объяснить мне, какого … змея, какого змея ты не отвечала, когда я орал «Фелиция» под твоими окнами?!

Так вот почему я слышала своё имя во сне. Это было не во сне!

— Извини, — робко взглянула я на него. — Я напилась травяного чая, уснула и не слышала. По твоему же наставлению и напилась, — скороговоркой напомнила ему я, больно вид у него был даже не хмурый, к этому-то я привыкла, какой-то совсем уж он был … злой.

— Допустим, — сцепил он челюсти. — Какого змея, зная о том, что на тебя велась охота, после того, как средь бела дня убили Ракель, дочь министра, менталистку, владеющую собственной силой и способной за себя постоять, ты, Фелиция, сняла с себя мой перстень?!

— Перстень? — нахмурившись, я привычно уже наощупь нашла кольцо менталиста в положенном месте — на цепочке в вороте ночной сорочки.

— Перстень-перстень, — повторил Васкес-старший. — И ты, спешу напомнить, не должна была его снимать ни при каких обстоятельствах, потому что когда ты его снимаешь, я не чувствую, жива ты или нет! Это тебе понятно?!

— Понятно, — закивала я.

Богиня, так вот почему охрана ломала мою дверь! И это после того, как днем Тони лично обнаружил Ракель мертвой… будешь тут нервничать, когда тебе не открывают…