Так же, как он сам и его брат, я прибыла в эту страну на самолете УБН. Но мой приезд был продиктован другими соображениями. В сентябре 2006-го, без суда и без всякого моего участия братья Родригес Орехуэла объявляются виновными по всем выдвинутым против них обвинениям и приговариваются к тридцатилетнему заключению. Их состояние в два миллиарда сто миллионов долларов поделено в равных частях между правительствами Колумбии и Соединенных Штатов.

Сегодня я могу только повторить: «Пути Господни неисповедимы!» Иногда он обрекает нас на долгие мучительные страдания, потому что он избрал нас в качестве катализаторов странных, непредсказуемых, и подчас, исторических событий.

Из земли извлекают череп. Это все, что осталось от Пабло: его полусгнившая голова, покрытая позором. Через тринадцать лет после смерти его тело было эксгумировано с целью установления отцовства. Мать Эскобара противилась этой процедуре. Я спрашиваю себя, кем же может быть эта женщина, мать его ребенка. Я чувствую теперь только глубокое сострадание к тем, кто когда-то любили его, а теперь ведут бесконечные сражения за его деньги, но не за его имя. Я думаю о боли тех трех-четырех женщин, которых он действительно любил, тех, кто мог пробудить его мечты или заставить страдать, тех, с кем он мог смеяться и ненавидеть. Я думаю о трех женщинах, прямо или косвенно причастных к его к гибели. Я думаю о его жене, ради которой он пожертвовал жизнью. Она давно изменила имя и живет в Аргентине. На какое-то время ее даже посадили там в тюрьму. Она отказалась от фамилии Эскобар и от имен, которые ее муж выбрал для своих детей, и, по сути, оставила его без потомков. Но она не отказалась от его денег. Мать другого его ребенка годами добивалась разрешения провести тест на отцовство. Венди, убитая трусливым наемником, который ненавидел возлюбленных Пабло и одевался в женское платье. После смерти Эскобара этот тип перешел к Хильберто и рыдал, как верная жена на похоронах, когда последнего экстрадировали. И, наконец, я, обреченная умереть с голоду в полнейшем одиночестве, отданная на растерзание стае волков.

«Что бы вы сказали Пабло, если бы могли поговорить с ним пять минут?» – спрашивает меня милая девочка, которая родилась 25 декабря 1993 года, три недели спустя после смерти Эскобара.

Размышляя о страданиях тех, кого он безумно любил и о тех из нас, которые любили его – убитых или разоренных Пабло, беззащитных перед угрозами его злейших врагов, смешанных с грязью журналистским сбродом, опороченных бездушными наемниками, ставших объектом шуток его ничтожных родственников, – я ответила не колеблясь:

Я бы спросила его, кем он стал в следующей жизни. Быть может, одной из девочек Дарфура[269], замученных двадцатью скотами, такими, каким когда-то был он сам. Или ангелом милосердия, таким как моя подруга, сестра Бернадетт из ордена матери Терезы. Или же воплотился в очередную и окончательную версию Антихриста.

Думаю, что из непостижимой вечности ледяных ночей и бесконечного одиночества не получивших искупления, его голос ответит мне: «Любовь моя! Ты же прекрасно знаешь, что мы, демоны, когда-то были ангелами». А затем, перед тем как исчезнуть навсегда в одном из тысяч миров, темных как небо, лишенное луны и звезд в самую глубокую полночь, эта черная душа, скорее всего, добавит: «Знаешь, я наконец понял, как действует закон причины и следствия. Ты была права, Вирхиния. Быть может, если бы там внизу, на земле, ты сорвала по лепестку у миллиона лилий, отсюда мне бы удалось заставить мерцать миллионы звезд…» – Мой небесный свод, liebchen, всегда в огне, отвечаю я, улыбаясь этой все понимающей мудрой девочке.

Прошло восемьдесят шесть дней с момента моего прибытия. Я обживаю небольшой пентхауз, похожий на тот, о котором я всегда мечтала. Далеко внизу, отделенный от меня тридцатью пятью этажами, находится финансовый квартал Брикелл. Вокруг – несколько десятков шикарных кондоминиумов, изрезанных широкими проспектами и украшенных одинаковыми, словно клонированными, пальмами. Наконец-то в любое время дня и ночи я могу смотреть на море, которое всегда было мне необходимо, как вторая кожа. Я могу наблюдать за парусниками и яхтами, спешащими проплыть под мостом. Любуюсь чайками, которые танцуют напротив моего балкона на фоне безупречно синего неба. Я очень сильно и очень искренне счастлива: я не могу поверить в то, что после двадцати лет угроз и оскорблений, восьми лет страха и нищеты, мне довелось увидеть море, ощутить свободу и покой прежде, чем солнечный свет погас для меня навсегда.

С наступлением вечера я выхожу на балкон, чтобы полюбоваться луной и звездами. Словно восторженный ребенок я провожаю взглядом самолеты, летящие со всех концов света, полные туристов, дельцов и иллюзий. Я разглядываю вертолеты, которые снуют между аэропортом и Саут Бич[270]. Чуть дальше, на Ки Бискейн[271], кто-то празднует день рождения, запуская фейерверки и швыряя на ветер целое состояние. Мириады огней, отраженных в водах залива, кажутся мне улыбкой Господа. Вдалеке слышны гудки кораблей. На земле и в небе рокочут моторы. Эта музыка жизни, смешавшись с запахом селитры и теплым бризом, убаюкивает меня, словно давно забытая мелодия. Тысячи рекламных огней зажигаются на фасадах банков и офисов. Город внизу переливается разноцветными огнями. Сердце мое переполняет благодарность. Я наблюдаю за этим финансовым раем, который вскоре обещает стать новым, тропическим, Манхэттеном. Похоже, что оставшиеся ночи моей жизни будут сверкать, словно рождественская елка.

Этот спектакль – настоящий праздник для моих чувств. Я спрашиваю себя, возможно ли, что когда-нибудь я смогу страстно полюбить на этой благословенной земле, где я когда-то была так счастлива и где почти все мечты становятся реальностью. Недаром символом этой страны стала статуя Свободы. Здесь есть Великий Каньон, Курганы Кахокии[272], Калифорния, Нью-Йорк и университеты, где сотни лауреатов Нобелевских премий учат думать будущие поколения. Здесь живут тысячи изобретателей, архитекторов, инженеров, чьи мечты становятся реальностью. Здесь процветают гигантские кинокорпорации, музыкальные студии и спортивные ассоциации. Люди этой страны побывали на Луне, создали «Хаббл» и зонд «Галилео». Это страна великих филантропов, тысяч народностей и наречий, мелодий и вкусов. Этой нации положили начало люди, преследуемые за свои убеждения, и предприниматели, которые, прибыв сюда с пустыми карманами, все вместе построили эту цивилизацию ценой множества жертв, руководствуясь лишь сумасшедшими амбициями, мечтой о свободе и верой в Бога.

Я всего лишь одна из множества тех, кого приютила эта земля. Одна из многих, высадившихся на этих берегах в поисках спасения от врагов или голода. Именно здесь я смогла наконец рассказать историю мужчины и женщины, принадлежавших к разным мирам, которые любили друг друга в объятой пламенем стране. Потому что там, где я родилась, мне бы вряд ли было позволено написать эту книгу, не говоря уже о том, чтобы ее опубликовать.

Через месяц после моего приезда Диего Пампин и Кристобаль Пера из «Рэндом Хауз Мондартори», одного из самых престижных издательств мира, с энтузиазмом встретили идею изложить мою собственную версию жизни одного из самых ужасных и противоречивых людей нашего времени.

Я надеюсь, что Пабло больше не появится в моих книгах, но в них останется Черная душа, Чудовище. Я собираюсь написать новые истории о любви и о войне, о стране миллионов погибших и трех миллионов беженцев. О стране, которую населяют самые жестокие и самые прекрасные люди на свете, навечно отданные на растерзание преступникам и бандитам. О стране, где несколько династий, в окружении толпы шпиков и приспешников, из поколения в поколение попирают закон и распределяют по своему усмотрению должности и всевозможные блага. О стране, где так называемая политическая элита однажды обнаружила, как выгодно наводить золотые мосты между бандами, политическими партиями и СМИ. Очень скоро они откроют еще один источник наживы: покрывание преступников под эгидой всеобщего примирения, и яростные нападки в адрес тех, кто осмеливается разоблачать их.

Но еще Оскар Уайльд сказал, обращаясь к своим палачам:

Сноски