Внезапно меня озаряет догадка. От осознания истинной цели моего путешествия мне вдруг становится тошно: Пабло хочет показать, что и в грош не ставит все мои советы и предупреждения. Что любой магнат (такой, например, как мой бывший жених) всего лишь король чего-либо. Что какой-нибудь Хильберто может даже со временем превратиться в короля «коки». Сам же Пабло, прежде чем умереть, планирует стать легендой. Да, он готовится к тому, чтобы войти в историю как король не чего иного, как Террора. Он хочет, чтобы я знала об этом. Прежде чем наши пути навсегда разойдутся, он продемонстрирует мне, на что способно его изуверское мышление. Он покажет своему будущему биографу все, что было скрыто от его любовницы. Той, которая старалась держать его в узде, которая могла даже отчитать его, но мыслями которой он научился прекрасно манипулировать.
Эль Мугре сообщил мне, что эти молодые люди только что прибыли в Соединенные Штаты из Никарагуа. Они попали в страну через «дыру», то есть незаконно пересекли границу с Мексикой. Становится ясно, что передо мной сандинисты, вполне вероятно, солдаты и почти наверняка фанатики-коммунисты, готовые на все ради Революции. Пабло хочет показать мне, что при больших деньгах и грамотном планировании все задуманные им злодейства могут стать явью. Он хочет, чтобы я своими собственными глазами увидела, как эти молодые летчики с серьезными лицами и скромными манерами готовятся совершить то, на что американский или колумбийский пилот не пошел бы за все золото мира.
Пабло также хочет показать мне, что он более не нуждается в одобрении Фиделя Кастро для ведения дел с Кубой. Когда диктатор ни в грош не ставит свои собственные обещания, потому что боится американцев или контрас, он забывает, что его генералы имеют цену, которую человек, не стесненный в средствах, может легко заплатить.
Мой инстинкт подсказывает мне ни в коем случае не подниматься на борт этих самолетов, чтобы посмотреть с воздуха на реализацию замыслов, которые только мы с Пабло способны разглядеть в ясный день. Позже, сидя за чашкой кофе в большом торговом центре, куда мы заехали за покупками, я тихо радуюсь, что так поступила. Неожиданно нас ослепляют вспышки фотоаппаратов. Мы стараемся определить их происхождение, но безрезультатно. В первый раз, с тех пор как я знаю Эскобара, я вижу, что его люди по-настоящему напуганы. Оба просят меня уйти из торгового центра немедленно. Я также решаю, что две недели – вполне достаточный срок для Майами и что мне лучше вернуться в Колумбию на следующий же день.
11 октября 1987 года. В отеле меня уже встречают два агента ФБР. Они просят ответить на несколько вопросов. Я подумала, что на этот раз вопросы будут касаться дружков Пабло или пилотов, с которыми мы общались накануне. Но меня спрашивают лишь о том, везу ли я наличные деньги. Я вздыхаю с облегчением и отвечаю, что деньги путешествуют в Колумбию в тех же контейнерах, в которых поставляются наркотики. А не в сумочке телеведущей, пусть и с «докторской степенью» по вопросам наркоторговли. Ледяным тоном я сообщаю, что, по-видимому, Управление по борьбе с наркотиками информирует пограничные службы каждый раз, как я выезжаю за пределы страны. Я также уверена, что именно специальные агенты УБН сфотографировали меня накануне, чтобы расспросить у своих колумбийских коллег, кто меня сопровождает.
Подойдя к стойке регистрации, я узнаю, что международный аэропорт Боготы закрыт: адвокат Хайме Пардо Леаль, кандидат на пост президента Колумбии от партии Патриотического единения, был задержан военным патрулем и убит, когда ехал по дороге на своем скромном автомобиле.
Для страны, которая обеспечивает бронированными автомобилям и охраной любого третьеразрядного чиновника, скромный автомобильчик и небрежение со стороны спецслужб по отношению к кандидату в президенты от левых сил является предупреждением для всех, кто не разделяет взгляды экс-президентов двух традиционных партий и их протеже, призванных прийти им на смену.
Президентские семьи Колумбии – те, кто распределяют места в посольствах и серьезные административные должности – поручают всю грязную работу генералу Мигелю Масе Маркесу, директору Административного департамента безопасности, отвечающему также за охрану кандидатов. Он, в свою очередь, перепоручает ее Военной разведке. А В2 передает ее El Mexicano Гонсало Родригесу Гаче, тому самому, который уничтожил сотни активистов Патриотического единения. Для небольшой кучки представителей пожизненной, наследуемой «монархии», которая контролирует как общественное мнение, так и ресурсы государства, главы картелей представляют собой прекрасный инструмент для устранения оппозиции и позволяют не запачкаться в крови. И все это для того, чтобы сохранить за собой власть, которая будет переходить к их потомкам из поколения в поколение.
Я знаю, что Эскобар не причастен к смерти Пардо Леаля, потому что он свободомыслящий либерал, который никого не убивает из идеологических соображений. Он расправляется только с теми, кто у него крадет или преследует его в течение многих лет. Когда мы прощались, он сказал мне, что я ничего, совсем ничего не смогу поделать, чтобы изменить ход истории. Я знаю, что Пабло никогда никому не признается в своем бессилии, слабости или поражении, и понимаю, ЧТО на самом деле он хочет мне этим сказать: что он абсолютно ничего не сможет сделать при всей своей жестокости и миллиардах с объединенными усилиями государства, сил безопасности и навязчивой манией его друга и партнера уничтожить все, что хотя бы отдаленно напоминает коммунизм.
Я написала Пабло на следующий же день после возвращения. Письмо было зашифровано, и в качестве подписи я использовала одно из ласковых прозвищ, которые он для меня придумал. Я посоветовала ему не забывать об огромном влиянии, которое имеет Фидель Кастро в странах движения неприсоединения и во всем мире. Я предупредила Пабло, что в тот день, когда Кастро обнаружит, ЧТО собираются делать или уже делают его подчиненные, он расстреляет их без всяких сантиментов и, как всегда, использует ситуацию для укрепления своего имиджа. Я напоминаю, что рано или поздно ему придется бежать из Колумбии со всей семьей. Ни одна крупная держава не захочет их принять, а Кастро заблокирует ему доступ во все диктатуры третьего мира, которые выдали ему свои паспорта. Если же ему и позволят въехать, то только с одной целью: чтобы передать его в руки гринго за соответствующее вознаграждение. Если он хочет в одиночку бросить вызов картелю Кали, государственному аппарату Колумбии, Фиделю Кастро и американцам, это значит, что он потерял всякое чувство реальности и лишился здравого смысла – а его терять ни в коем случае нельзя, даже если расстался со всем прочим, – и прямой дорогой идет к самоубийству. Заканчивая письмо, я упомянула, что устала от преследований его врагов и спецслужб одновременно. Что я не хочу рисковать тем, что мне аннулируют американскую визу. Что мы перестали быть друзьями. Что я не хочу исполнять в его жизни роль наблюдателя-соучастника. Я постараюсь забыть обо всех тех причинах, по которым я когда-то давным-давно влюбилась в этого человека с сердцем льва, и с этого момента планирую стать наблюдателем-судьей.
– Если откроешь рот, можешь считать себя мертвой, любовь моя, – в три часа утра слышу я шепот в телефонной трубке и понимаю, что он курил марихуану.
– Если я заговорю, мне никто не поверит. А еще, чего доброго, посадят заодно с тобой. Так что, убив меня, ты совершишь большое благодеяние и избавишь меня от последующих унижений. Если же решишь изуродовать меня, я обращусь в СМИ, и ни одна женщина не приблизится к тебе до конца твоей жизни. По этим причинам, а также потому, что уже ничего от тебя не жду, я могу позволить себе быть единственным беззащитным существом, которое тем не менее не испытывает перед тобой страха. Считай, что мы никогда не были знакомы. Забудь меня и никогда мне больше не звони. Прощай.
В ноябре я встретилась в Кали с Хильберто Родригесом Орехуэлой. Каждый раз, когда мы видимся, он поразительным образом меняется. В тюрьме он был печален и подавлен. В тот день, когда ехал в сопровождении Сантофимио к Альфонсо Лопесу, он имел вид счастливого триумфатора и самого успешного мультимиллионера на планете. Сейчас же он очень взволнован. Если и есть кто-либо в мире, кто так же как и я, не боится Эскобара, так это Хильберто. Он не менее, а может даже и более богат, чем Пабло. Но Медельин уже объявил ему войну. И это всего лишь вопрос времени, дней или недель, когда одна из банд выпустит первую пулю. В моем присутствии Хильберто звонит своему человеку, заведующему лабораториями:
– Хочу, чтобы вы знали, что я очень люблю Вирхинию Вальехо, которая находится здесь рядом со мной и слышит каждое мое слово. Она вам скоро позвонит. Я прошу, чтобы вы помогали ей во всем, когда она к вам обратится.
Он не говорит больше ничего. Только добавляет, что, как только решит парочку проблем, мы снова вернемся к этому разговору. Он знает, что у меня за душой ни гроша. Я понимаю, что это значит: все будет зависеть от того, случится или нет война с Эскобаром. А на данный момент я являюсь еще одним поводом для конфликта между ними. Причем довольно чувствительным поводом. И не потому, что Эскобар все еще любит меня: он просто не может позволить, чтобы все его секреты и слабые места, вся эта драгоценная информация, которая хранится в моей памяти и сердце, попала в распоряжение его злейшего врага. Я понимаю, что Пабло продолжает прослушивать мой телефон. Тем или иным способом он уже дал понять Родригесу, что в этом конкретном случае он может оказаться гораздо бо́льшим собственником, чем все его гиппопотамы, вместе взятые.
В декабре Хильберто пригласил нас с Глорией Гайтан в Кали. Мне показалось, что обе стороны были рады знакомству. На следующий день я встретилась с ним наедине. Он подтвердил, что мои предчувствия верны и что рано или поздно должно произойти то, о чем Пабло предупреждал меня еще очень давно.
– Каждый раз, когда La Fiera видит тебя на экране телевизора, она зовет нашего одиннадцатилетнего сынишку со словами: «Иди сюда, посмотри на свою мачеху!» О тебе мечтает каждый богатый человек. Ты – золотая жила хозяев косметических лабораторий, но ты слишком поздно появилась в моей жизни.
Я замечаю, что если он имеет в виду мой возраст, а это, очевидно, так, то я нахожусь в своей лучшей форме.
– Нет, нет, речь вовсе не об этом. Я хочу сказать, что я был дважды женат на женщинах еще более безродных, чем я, а ты ведь принцесса, Вирхиния. Видишь ли, вчера вечером La Fiera попыталась убить себя. А очнувшись, сказала, что если я снова увижусь с тобой хотя бы однажды, даже для того, чтобы просто выпить чашечку кофе, она отберет у меня навсегда моего дорого мальчишку, моего маленького чемпиона в гонках на картах. А я люблю его больше всего на свете. Мой сын – единственная причина, по которой я все еще с этой женщиной. И единственная истинная причина моей не вполне законной деятельности. Я вынужден выбирать между своим сыном и бизнесом с тобой.
Я отвечаю, что, если он профинансирует мой косметический бизнес достойным вкладом, я построю свою империю таким образом, что никто никогда не узнает, что мы партнеры. До конца своих дней он сможет получать доход от этого легального бизнеса. А такая необходимость может возникнуть, потому что новые законопроекты, направленные на борьбу с незаконным обогащением – в том числе конфискация имущества, – в скором времени резко ужесточены. Снисходительным тоном он отвечает, что у него уже сотни легальных компаний, которые платят уйму налогов.