"Уж если я выжила в лесах аратачей, переплыла океан, добралась до Радла и спаслась от налётчиков, так, может, и здесь не пропаду? — внезапно подумала она, шмыгнув носом. — И не одна я теперь буду, а с Вилитом".

При воспоминаниях о принце губы девушки сами собой растянулись в мечтательной улыбке, щёчки порозовели, а перед мысленным взором замелькали совсем уж фривольные картинки.

Чтобы отвлечься и не забивать голову, она вновь вышла в сад, где её и нашёл младший сын императора.

Сообщив о том, что управитель уже отправил раба в дом Итура Септиса Даума, юноша со смехом рассказал, как цветисто и поэтично ругался Акций, узнав, кто именно приказал подменить письмо консулов Канакерна. Оказывается, лекарь считал, что за всеми её бедами стоит лишь первая принцесса, так как Аварий уже при смерти, а наследникам главного смотрителя имперских дорог нет никакого дела до племянницы регистора Трениума. Улыбнувшись изысканным оборотам речи охранителя здоровья государыни, Ника заметила, что известие о причастности сенатора Аттила к преступлениям и для неё стало полной неожиданностью.

Молодые люди бродили по дорожкам, заглядывали в беседки и разговаривали. Чем больше девушка узнавала своего жениха, тем сильнее убеждалась в правильности своего выбора. Парень определённо ей нравился.

Ужинали в маленькой столовой на втором этаже. Кроме императрицы, её сына с невестой, присутствовала госпожа Квантия, всё ещё недовольно зыркавшая в сторону племянницы регистора Трениума, и лекарь.

Придворная дама пыталась разговорить Нику, выспрашивая, где та скрывалась всё это время? Но девушка только томно вздыхала, промакивала платочком сухие глаза и отвечала, что совершенно не желает говорить на эту тему. События ещё слишком свежи, и воспоминания причиняют ей боль. Быть может, немного попозже, когда время сгладит остроту переживаний, она расскажет обо всём, но не сейчас.

— Оставьте в покое госпожу Юлису, — заступилась за племянницу регистора Трениума государыня. — Разве не видите, госпожа Квантия, что она ещё сама не своя.

— Спасибо, ваше величество, — совершенно искренне поблагодарила императрицу Ника.

Ей и в самом деле очень не хотелось сообщать о том, что пришлось прятаться в публичном доме для гомосексуалистов. Конечно, сплетни всё равно пойдут. Однако девушка надеялась, что после выступления Канира Наша в Сенате город захлестнёт такая волна слухов, что будет невозможно отличить правду от лжи.

— После того, как госпожа Юлиса, милостью богов, спаслась от бандитов, напавших на квартиру госпожи Константы, я отвёл её к одному своему знакомому, — пришёл на помощь возлюбленной принц. — У него просторный дом, где нашлась свободная комната. А поскольку в любви он предпочитает мужчин, её чести ничего не угрожало.

— И кто же это? — с жадным любопытством спросила собеседница.

— К сожалению, не могу вам сказать, госпожа Квантия, — вытирая салфеткой жирные губы, покачал головой юноша. — Я поклялся сохранить его имя в тайне. Он скромный человек и не жаждет славы.

Придворная дама насупилась, смешно поджав накрашенные губы.

В комнате воцарилось неловкое молчание, которое поспешил нарушить лекарь, поинтересовавшись у девушки: как давно она знает господина Канира Наша?

— До сегодняшнего дня я встречалась с ним всего один раз, — ответила та. — Но близкий друг моего отца господин Мерк Картен давно ведёт с ним торговые дела и считает его заслуживающим доверия человеком.

Племянница регистора Трениума с удовольствием повторила свой рассказ о неудачной попытке добраться до Империи через Рифейские горы, добавив несколько малозначимых, но любопытных подробностей.

Выслушав её, государыня возмутилась тем, что консулы Канакерна осмелились ввести в заблуждение Сенат Радла и императорскую семью.

— Не иначе, то письмо писал какой-нибудь пьяный писец, а консул просто приложил печать к папирусу, не проверив, чего там накарябал его нерадивый раб?

Охранитель здоровья и придворная дама дружно поддержали свою благодетельницу, из чего Ника поняла, что Докэста Тарквина Домнита не поставила их в известность о роли сенатора Аттила во всей этой истории. Акций всё знает от Вилита, но добросовестно изображает неведение перед царственной пациенткой.